Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона
Шрифт:
— Откуда он нахватался этих нелепых идей? — спросила императрица главного евнуха Чэсу Хоя.
— Возможно, из газет, ваше величество.
— Я не дозволяла ему газеты! — воскликнула Цыси. — Он что, умеет читать?
— Да, госпожа. Его ум пытлив и гибок.
— К нему вообще не стоило допускать учителей, — фыркнула императрица. — Почему ты позволил случиться подобной глупости?
Чэсу Хой склонил голову. Ничего такого он не позволял. Во время одной из частых встреч с опиумом вдовствующая императрица сама подписала разрешения, которые прислал ей
— Это сто дней не реформирования, а деформирования! — со злостью выпалила она. — Чем ему не нравится то, как все было устроено раньше? Чем, я спрашиваю?
Чэсу знал, что на риторические вопросы лучше не отвечать, и поэтому лишь молча улыбнулся.
— Так что же нам делать со всей этой чепухой?
— То, что вы всегда приказывали, ваше величество. Саботировать, извращать, уклоняться и вставлять палки в колеса всему, что связано со «Ста днями реформ».
Цыси пристально посмотрела на евнуха, поскольку не помнила, чтобы она приказывала что-то в этом роде. Но возможно, такое и было. Впрочем, подобные меры казались ей наиболее подходящими.
— Хорошо, — сказала Цыси. — Очень хорошо. — Она почесала нос и спросила: — Как продвигается наш план? — Окружающие должны думать, что она, как всегда, полностью контролирует происходящее, хотя сейчас слова давались ей с трудом. Может, это связано с тем, что опиумная змея все еще струится в ее крови? Наконец она пустила в ход старый надежный способ и, перейдя на командирский тон, крикнула: — Докладывай!
— Великолепно, ваше величество. Как вы и предсказывали, сословие чиновников встречает в штыки каждое нововведение.
Это нисколько не удивляло Чэсу Хоя, поскольку первая из реформ молодого императора предусматривала упразднение практики экзаменов на право занимать государственные должности и внедрение западного стиля формирования номенклатуры, где главным для чиновника являлось не знание классической литературы, а способности и практические навыки работы. Другие реформы предусматривали увеличение налогов для состоятельных людей, перераспределение в пользу крестьян тех земельных угодий, собственники которых проживают вдали от своих владений, а также упразднение привилегий, которыми пользовался чиновничий класс. Маньчжурские власти с легкостью пускали под откос каждое из этих нововведений. Чему способствовали и слухи, умело распускавшиеся Чэсу Хоем через давно налаженные каналы. В них утверждалось, что за реформами стоят некие злокозненные анархисты.
Когда Чэсу Хой закончил доклад, вдовствующая императрица опустилась в свое любимое сатиновое кресло и улыбнулась. Когда же придет новая трубочка? Потом она вспомнила о племяннике, и с ее губ сорвалась клятва:
— Он не переживет меня! Не переживет!
Цыси бросила взгляд на главного евнуха. Тот все еще говорил. У него были красивые губы. Цыси наблюдала за тем, как они раздвигаются, меняют форму и производят на свет слова. Ей всегда нравились губы евнухов.
— Вы нашли его? — наконец спросила она.
Чэсу Хой потупился.
— Нашли? — завопила Цыси.
Главный евнух надеялся
— Если ты хочешь сохранить хотя бы то немногое, что осталось в тебе от мужчины, советую тебе раньше, чем закончится год, найти Бивень.
Глава восемнадцатая
МАЙ БАО, СРЕДНЯЯ ДОЧЬ ЦЗЯН
— Когда вы видели его в последний раз?
Май Бао смотрела на офицера полиции. На вид ему было около сорока — то ли чуть меньше, то ли чуть больше.
«Высоковат для китайца хань, — подумала она, — и я ему явно нравлюсь».
Он пришел к ней уже в третий раз и, как подозревала Май Бао, не только для того, чтобы задавать вопросы о ее бывшем любовнике, книжнике.
— Почти семь месяцев назад, — ответила она.
— С ним кто-нибудь был?
— Помимо меня? — уточнила девушка.
— Да, помимо вас. Были ли с ним торговцы?
— Нет, мы встречались с глазу на глаз.
— Не показалось ли вам, что на этот раз он вел себя несколько странно?
Май Бао кивнула, но ничего не сказала. Девушка очень хорошо помнила последнюю встречу с книжником.
Она скатилась со своего меченого любовника и села на край кровати. Его сексуальное влечение с годами ослабевало, а теперь он и вовсе потерял интерес к обычному способу совокупления. Он соглашался на новые формы игры в «облака и дождь», но, к сожалению, все они исключали возможность зачать ребенка, не говоря уж о двух, которые были ей нужны.
Но Май Бао обладала железной волей и знала: никто не сможет лишить ее возможности осуществить законное женское право стать матерью.
Молодой книжник Май Бао перевернулся на кровати и обнял ее за бедро, она же мягко, но уверенно сняла с себя его руку, проговорив:
— Спи.
Без лишних возражений любовник снова повернулся к стене, скрыв от нее багровую щеку, и вскоре Май Бао услышала его спокойное и ровное дыхание. Несколько мгновений Май Бао размышляла над тем, что с ним стало, куда подевался тот юный романтичный возлюбленный, которым он некогда был. Откуда в нем взялась жестокость? Почему, подбираясь к вершине чувств «облаков и дождя», казалось, будто он пытается причинить ей боль?
Во сне он пробормотал: «Где два цирюльника?» — повернувшись к полицейскому, сказала Май Бао.
— Два цирюльника? — переспросил офицер.
— Да, именно так он сказал, и с тех пор я его больше не видела.
— Этот человек — просто дурак, если решил бросить вас.
— Хотите чаю? — Май Бао посмотрела в безумные глаза стоявшего перед ней мужчины.
Этот разговор произошел шесть недель назад, и теперь офицер стал ее новым любовником и, как она надеялась, будущим отцом ее будущих дочерей. Сейчас он ждал ее в вестибюле Театра сказителей Ипинь Лоу на улице Шаньси Лу.