Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона
Шрифт:
Он отдал записку секретарше, которая отправила ее адресату с одним из шести мальчишек-рассыльных, постоянно дежуривших в ожидании поручений.
Сайлас вновь сел за письменный стол. Он рассчитывал на то, что Макмиллан совершит свой подвиг либо этим же вечером, либо следующим. Затем Ту нанесет ответный удар, и вся пресса будет писать только об этом. А в результате каждый в Городе-у-Излучины-Реки только и сможет думать, что об автомобилях. Это был первый шаг задуманного Сайласом отвлекающего маневра — заставить всех и каждого думать лишь об автомобиле, о том, как он работает, как его можно взорвать и почему это может кому-то понадобиться, как его защитить и, наконец, как на нем ездить.
Сайлас улыбнулся, потом вызвал секретаршу во второй раз.
— Выкиньте эту гадость, — протянул он ей пепельницу с наполовину выкуренной сигарой. Потом повернулся и вновь посмотрел на запруженную улицу.
«Как много глаз! — размышлял он. — Как много любопытных взглядов! И если я хочу без помех вывезти «большой изогнутый предмет» Май Бао из Города-у-Излучины-Реки, их всех нужно заставить смотреть в другом направлении».
Его взгляд упал на стол, где лежала открытая газета. Это было первое и самое популярное издание Чарльза Суна, рассчитанное на вкусы весьма невзыскательной публики.
«А подобная публика, — подумалось Сайласу, — составляет наибольшую часть огромного населения Шанхая».
Перевернув страницу, он наткнулся на опубликованное там письмо куртизанки. Сайлас смотрел на него, не читая. Его не волновало, на кого жалуется шлюха — на свою хозяйку, клиента или уличный шум. Он думал о другом: это письмо прочитают шесть миллионов человек, а потом перескажут его еще двадцати миллионам. И глаза всех этих миллионов, отвернувшись от насущных проблем, обратятся к проблемам одной-единственной шлюхи.
Сайлас взял стоявший на столе телефон и приказал, чтобы его автомобиль с номером «два» выгнали из гаража и оставили на улице.
— Да, — сказал он, — прямо под открытым небом. Позаботьтесь только о том, чтобы он находился подальше от людных мест.
Затем он повесил трубку, а в голове у него вертелось окончание фразы: «Чтобы никого не задело, когда он взлетит на воздух».
Наконец Сайлас отправился домой и, вернувшись, велел позвать к нему Май Бао, которая явилась с вопросительным выражением на лице.
— Знаешь ли ты кого-нибудь, кто пишет для газет? — Жена попыталась было протестовать, но Сайлас оборвал ее: — Я знаю, в твоей жизни был период, когда ты была очень… — он поколебался, подбирая слово, — близка к пишущей братии. Сохранились ли у тебя какие-нибудь знакомые, которые ухватились бы за эксклюзивную новость?
— Это связано с моей просьбой? — спросила она.
— Разумеется. А теперь ответь на мой вопрос, Май Бао.
После еще нескольких безуспешных попыток увильнуть от ответа Май Бао призналась в том, что она действительно была знакома с несколькими журналистами.
— Хорошо, — проговорил Сайлас. — Тогда передай им: если они хотят получить первоклассную историю, пусть послоняются неподалеку от склада, где бандит Ту держит свой автомобиль с номером «один».
— Думаешь, они знают, где находится это место?
— Если они настоящие журналисты, то узнают.
Взрыв, устроенный Макмилланом, вышвырнул из кроватей нескольких людей бандита Ту, спавших на чердаке над гаражом, а все здание заходило ходуном. Когда же Ту наконец добрался до ангара, в котором хранился его ненаглядный автомобиль, он был потрясен, увидев, что его гордость, его радость превратилась в груду почерневших, дымящихся и совершенно бесполезных кусков металла. Резиновая груша его любимого клаксона расплавилась и висела бесформенной черной соплей.
— Что… Как…
Ту был готов изрыгнуть водопад виртуозных проклятий, как вдруг с изумлением увидел чистенький, отполированный номерной знак с «два», прибитый гвоздями к стене. Ту наклонился, чтобы проверить, на месте ли его собственный номер с единицей. Его там не было.
— Найдите автомобиль, к которому было привинчено вот это! — завопил бандит, содрав со стены неповрежденный номер «два». — Сейчас же!
«Взорван самодвижущийся экипаж!» — надрывались местные газеты. Их смели с прилавков газетных киосков быстрее, чем номера, в которых рассказывалось о короновании Принцессы Мира Цветов.
Когда двумя днями позже на воздух взлетел автомобиль Сайласа, на котором теперь красовался номерной знак с цифрой «один», газеты разразились еще более сенсационными репортажами. Общий их смысл выражал заголовок: «Война самодвижущихся экипажей!» Репортеры почему-то забыли упомянуть уличного торговца пельменями, на свою беду оказавшегося рядом с «бугатти» Сайласа как раз в тот момент, когда бомба разнесла ее в клочья. Когда Сайласу рассказали об этом несчастном, он уронил голову на руки и заплакал. Май Бао никогда не видела его таким.
— Тут нет твоей вины. Этот человек забрел туда по ошибке. Это была его ошибка.
— За мной и без того тянется целый шлейф загубленных жизней, — сказал Сайлас, подняв глаза на свою сильную, умную жену. — Они давят на меня, как вязанка дров пригибает к земле старую крестьянку.
На секунду Май Бао показалось, что сейчас он наконец расскажет ей о своем брате Майло, но момент слабости миновал, и на лицо Сайласа вернулось обычное деловитое выражение.
— Как звали торговца пельменями? Узнай это для меня, Май Бао, пожалуйста. Я оплачу его похороны, а если у него есть близкие, я желаю, чтобы они переехали в мой сад.
Май Бао сделала так, как велел муж.
Вечером, когда ему доложили, что родных продавца пельменей поселили в маленьком доме на южной оконечности сада, Сайлас Хордун отправился проведать его вдову и двоих малолеток. И впервые за всю историю Поднебесной фань куэй встал на колени перед китайской крестьянкой и двумя ее маленькими детьми и просил у них прощения.
Через два дня письменный стол в кабинете Сайласа был завален газетами. Город следил за «войной самодвижущихся экипажей», как наркоман следит за приближением заветной трубки с опием.