Шанхайский регтайм
Шрифт:
Она зачерпнула ложечкой мед и запила чаем. Лицо утратило свое обычно равнодушное выражение, ожило, но зеленые глаза по-прежнему смотрели мимо Александра.
— Хорошо, — подумав, сдался Саша. — Два часа, так два часа. Только завтра останешься на ночь.
— Да, — Наталья мельком взглянула на циферблат дешевых женских часиков. — Договорились.
Отправив девушку на такси из гостиницы, Александр задумался, чем ему заняться. Нехороший сон, совпавший с пробуждением, похоже задавал тон всему дню. Торопливый секс с Натальей, еще более отстраненной и холодной, мысленно витающей неизвестно где, не доставил мужчине удовольствия. А с отъездом Рыжей-бесстыжей нахлынула тоска. Одиночество стало таким острым, что Саша ощутил почти физическую боль в груди.
— С-сучка, — сказал он бессильно. — Да пошла ты…
Зло подумал что она действительно скоро пойдет. Именно туда, куда посылает. Злость мгновенно угасла, осталась боль.
Пытаясь придумать себе занятие, позвонил мистеру Фангу. В конторе комиссионера не оказалось. Перебирая в уме доступные развлечения, дансинг, кино, игорные дома, сразу вспомнил о Константине Павловиче. Господин Луговой — старожил Шанхая и единственный знакомый русский в городе. Владелец антикварного магазина и старинный корреспондент нескольких европейских и северо-американских газет. Один из постоянных авторов "Шанхайской зари" (26) и член русской национал-социалистической партии, перекочевавшей из Харбина после передачи города большевикам.
С господином Луговым он познакомился в Шанхае, тот приехал в гостиницу забрать посылку. Известный торговец древностями мистер Финкельштейн хороший знакомый Саши по Чикаго узнав о предстоящей поездке в Китай, решил воспользоваться оказией. Попросил передать коллеге по бизнесу три золотых статера (27) времен Филлипа Второго, отца Александра Македонского. Монеты, заказанные для одного из китайских нуворишей, стоили больших денег, и мистер Финкельштейн, не желая доверить их почте, предпочел воспользоваться Сашиными услугами.
В благодарность за помощь Константин Павлович устроил молодому человеку ознакомительную экскурсию по городу на автомобиле. Шанхай произвел на приезжего далеко неоднозначное впечатление своей азиатской пестротой и поразительным контрастом между зажиточными кварталами сеттльментов (28) и китайскими трущобами. Чего нельзя было сказать о новом знакомом Саши. Луговой понравился американцу.
Несмотря на двадцать лет разницы в возрасте, отличия в характере и воспитании, оба русских оставили друг у друга приятное впечатление. Господин Луговой взял "американца" под опеку и пока на горизонте не появилась рыжеволосая проститутка, виделся с ним каждый день. Как журналист проявлял большой интерес к международной политике, будущему несчастной большевистской России и расспрашивал о жизни в республике Советов. Склонность пропагандировать свои идеи еще больше толкала пожилого антиквара к молодому человеку. Но господин Луговой был достаточно тактичен и ненавязчив. Прожив бурную жизнь, имел в своем багаже множество интереснейших историй. Саша с любопытством слушал его воспоминания о Трансваале (29) и войне с китайскими боксерами (30). Как человек, активно участвующий в политической жизни Шанхая, Луговой любил рассказывать и о современных китайских делах, в которых, казалось, сам черт ногу сломит.
Мысль встретиться с Константином Павловичем пришлась Саше по душе. Он протелефонировал в антикварный магазин. Хозяин оказался на месте и, судя по оживившемуся голосу, искренне обрадовался звонку. Договорились вместе пообедать через час в "Царевне", дорогом русском ресторане неподалеку от авеню Жоффра.
Александр, которому не сиделось на месте, пришел туда первым. Предупредив метрдотеля, что ждет гостя, направился к стойке бара пропустить аперитив. Несмотря на обилие русского декора порядки в "Царевне" господствовали космополитические. То же касалось и большинства посетителей. Среди них преобладали китайцы, слышалась английская, французская речь. Бизнесмены, моряки в мундирах военных и торговых флотов всего мира, соблазнившись русской экзотикой, сидели за накрытыми столами, обслуживавшимися официантами в косоворотках, шароварах и лакированных туфлях.
Русские, как рассказывал господин Луговой, в "Царевну" ходили не часто, так как предпочитали заведения менее помпезные и более дешевые. Вообще из того, что Саша успел услышать от нового шанхайского друга, русская община в международном городе занимала далеко не последнее место. Более тысячи различных фирм, предприятий, магазинов открыли русские беженцы, наводнившие Королеву Азии после победы большевиков в гражданской войне и конфликта на КВЖД (31). На авеню Жоффра — центральной улице французской концессии русские вывески попадались чаще других, и со всех сторон звучала русская речь. Но эмиграция есть эмиграция, жизненного успеха на чужбине добивались единицы, большинство же вело жизнь самую обыкновенную, стараясь сводить концы с концами от жалования до жалования.
— К вам пришли, — метрдотель неслышно возник сбоку от молодого человека. — Константин Павлович ожидают.
Александр прошел к столику в глубине зала, где уже стоял шанхайский старожил. Высокий за малым три аршина роста, широкоплечий — косая сажень в плечах, господин Луговой гвардейской выправкой не отличался. Сильно сутулясь, внимательными серыми глазами бесцеремонно разглядывал посетителей сквозь очки в старомодной оправе. Лицо, украшенное седеющей бородкой и закрученными усиками а-ля Столыпин, выглядело сосредоточенным. Увидев молодого приятеля, он расплылся в добродушной улыбке и шагнул навстречу, протянув для рукопожатия на удивление изящную кисть, которую не портило отсутствие мизинца.
— Добрый день, Саша, — сказал он негромко и с чувством. — Рад вас видеть. Куда же вы запропастились?
— Bussines, Константин Павлович, — Александр ответил на рукопожатие и поправился:
— Дела.
Они присели за столик сервированный фарфоровой посудой и хрусталем. Метр протянул каждому из гостей многостраничное меню, украшенное замысловатыми виньетками, жар-птицами и женской головкой в кокошнике.
Молодой человек сразу же вернул свой экземпляр:
— Полностью полагаюсь на ваш выбор, Константин Павлович. Я тут и десятой части блюд не знаю.
— Не беспокойтесь, Саша, — антиквар внимательно читал меню, — я вас не подведу… Значит так, любезный Симон Сергеевич, принесите нам для начала водки. Граммов триста. Пирожков на закуску с телячьей печенкой, яйцом и луком, грибочков маринованных. Маслят. Икорки черной…
Господин Луговой в отличие от американского приятеля через пайковые "прелести" "военного коммунизма" (32) не проходил. Изобилие в еде воспринимал, как должное, и не глазами бывшего голодного студента Рабоче-Крестьянского института Восточных языков. Поэтому заказывал предстоящий обед долго и со вкусом. Обсуждал выбор блюд с метрдотелем, как заказчик с подрядчиком планируют строительство будущего дома. Пока добрались до десерта расторопные официанты, следуя знакам своего шефа, уставили закусками скатерть и разлили водку из запотевшего графина по рюмкам.
Константин Павлович наконец отпустил метра и, сутулясь над столом, окинул внимательным взглядом принесенную снедь. Оставшись доволен осмотром, взял в руку, на кисти которой поблескивал старинный золотой браслет, рюмку. Саша последовал его примеру. Выпили за встречу и закусили горячими пирожками со сложным фаршем.
— Вкусно, — то ли спросил, то ли подтвердил Константин Павлович. — Так куда же вы пропали, мой друг? Только собрался познакомить вас с друзьями — нашими соплеменниками, а вы исчезли.