Шанс. Оптимистическая повесть-комедия о футболе
Шрифт:
Только что транслировали футбольный матч, который, судя по судорожным движениям мощных кулаков этого телезрителя, закончился трагедией.
И отсюда, из стабильной тишины обеспеченных судеб, через открытую балконную дверь в окружающий сосновый мир доносился всё тот же телевизионный, избыточно патетический голос:
– …Ну не можем мы никак в нужную минуту собраться! Интриги, капризы, тайны, огромные деньги! Не укладывается в голове тот факт, что всего лишь один наш футболист стоит столько, сколько вся южнокорейская сборная. Позор! Скоро все будут смеяться над
Глухо, по-таёжному, мужчина начал рычать. Затем он медленно поднял к экрану телевизора руку с блестящим пистолетом. В неверном электронном свете прояснились на волосатых пальцах многочисленные крупные перстни, а на тренированном запястье – толстый золотой браслет.
Раздался грохот выстрела, мгновенно – звон стекла.
Мир погрузился во тьму.
С тех пор прошли, пролетели, протащились ленивые годы. Сменились многие цифры на календарях, ушло невозвратное время, но сильный народ, истинно веруя в великую игру, продолжал и продолжает удивляться, надеяться, материться и хохотать.
И вот…
Глава 2. Улыбка капитана
Вовсю светило яркое зимнее солнце.
Между солнцем и населённой городской землёй на пронзительно голубом небе выделялись сиянием золота приподнятые купола многочисленных церквей и церквушек; издалека, с невидимой городской окраины, доносился весёлый перезвон.
Прозвучал громкий, густой голос близкого большого колокола.
Чёрный лом ударил острием в блестящий лед, вверх и в стороны полетели прозрачные крошки льда, и, как результат этого ловкого удара, послышался лязг металла о металл.
– Вот как надо, земеля!
Молодой и румяный мужчина был счастлив.
В распахнутом полушубке, из-под которого виднелся щедро расстёгнутый ворот белой рубашки, чуть прикрытый тёплым шарфом, в достойном воскресном костюме Дима с улыбкой продолжил разбивать ледяную корку у себя под ногами, ловко поддевая ломом с твёрдой земли звенья танковых гусениц.
Рядом с Димой на просторной площадке, огороженной забором с колючей проволокой, зябко переминались молодые солдаты. Каждый из воинов держал в руках фанерную лопату.
Бумкнул колокол с другой церквушки, и в очередной раз Димин лом врезался в лёд под ногами; продребезжал малый колокол дальнего храма, того, что с северной городской стороны, – и вновь удачливый Дима отколол громадный кусок снега и льда, а вместе с ним – ещё один гусеничный трак.
Женские ладони со стуком опустили на богато накрытый обеденный стол глубокую суповую тарелку. Из тарелки шёл пар.
В лучах всё ещё оптимистически яркого, но уже усталого, совсем не утреннего солнца по пушисто заснеженной окраинной улице, переваливаясь с боку на бок по колее, ехал пожилой чёрный «Гелендваген».
Около одного из деревянных домиков «Гелендваген» остановился, из него вышел Дима. Он с улыбкой огляделся по сторонам, большой меховой рукавицей заботливо смахнул снег с крыла своего подержанного автомобиля.
Сквозь ветровое стекло Дима подмигнул маленькому футбольному мячику, который продолжал качаться на зеркале заднего вида.
Едва Дима, распахнув дверь и пригибаясь, вошёл в кухню, от стола поднялась и направилась к нему жена Аннушка – женщина молодая и крупная, в тёплом красивом халате, с добрым, приветливым лицом.
– Ну вот, наконец-то…
– Ого! Вот это я вовремя!
Дима хлопнул ладонями, обнял Аннушку, закружил по кухне.
Та вроде как засмущалась, освободилась из его объятий, поправила скатерть.
– Ждала тебя, подгадывала, в окно всё смотрела, после того, как ты позвонил-то…
Стол был полон сытной домашней едой, стратегически выделялись изобильно налитые тарелки с дымящимся борщом, на деревянном узорном подносе ждала своей очереди горка нарезанного хлеба, чёрного и белого. В банке с ложкой сияла недавним холодом сметана, на отдельном маленьком блюдце дышал аппетитным предназначением очищенный чеснок, составляя приятную компанию порезанной на четверти луковице.
Дима повесил на гвоздик около двери полушубок и шапку, ополоснул руки под кухонным краном. Аннушка с улыбкой подала ему полотенце.
Привычно тихо пододвинув к столу стул, Дима кивнул в сторону детской.
– Митька спит уже, что ли? Вы-то с ним поужинали?
Так же аккуратно и степенно, во многом манерами похожая на мужа, Аннушка села рядом с Димой за стол, поднесла к щеке полную руку.
– Ты ешь, ешь, не беспокойся… Мы покушали.
Светловолосый, высокий, чертами лица и фигурой напоминающий футболиста Булыкина, Дима так азартно и с аппетитом ел горячий борщ, что Аннушка не выдержала – ласково потрепала его по взъерошенной голове.
– На второе я тебе пельменей сегодня сделала, из телятины, да баранинки ещё немного добавила…
Дима с пониманием кивнул, нетерпеливо откусывая от хрустящей горбушки.
– Представляешь, к полковнику сегодня еле успел! Он с утра куда-то с семьей собрался, а тут я! Добро мне сразу же дал. Безо всяких, говорит, вопросов, забирай бросовый металл… Только, говорит, условие: в эти выходные вывози всё. У них же там склад позапрошлой зимой сгорел, а сейчас у военных землю отбирают под пенсионный фонд, вот полковник и предупредил, что только на один день меня с ребятами на территорию пустит. Да ещё и своих бойцов дал, ну, мы с ним по-тихому договорились… Хороший мужик, жаль, что с понедельника его переводят на подсобное хозяйство, к поросятам.
Стукнув ложкой по краю тарелки, Дима белозубо улыбнулся Аннушке, хрустко откусил от луковицы.
– Танкисты ушли, а брошенного металла после них там масса осталась. Одних траков замороженных тонн семь! Мужики колотили, да и я в удовольствие ломом помахал.
Внимательно слушая мужа, Аннушка с заботой двигалась по кухне.
– Димуль, может водочки тебе? Под борщ, а?
Лукавя взглядом, Аннушка качнула в руке запотелый графинчик с тонким золочёным ободком.
– Ты что?!