Шантажировать посредством дона мафии
Шрифт:
Они обошли весь сад, прежде чем он отвел ее обратно в комнату. Она увидела ожидающего охранника. У нее не было возможности сказать что-нибудь еще, поскольку Джино оставил ее в комнате.
Звук вставшего на место замка наполнил воздух.
Она подошла к окну и посмотрела на сад. Почему ей было так плохо разговаривать с отцом? Что бы ни случилось, она ни на секунду не могла позволить себе думать, что Джино заботится о ней. Он был бизнесменом и брал с нее плату. Интерес.
* * *
Работа приносила удовлетворение и славу. Целую неделю Джино с головой погрузился в свою работу, заключая сделки, контракты, счета и все, что ему нужно было делать, чтобы оставаться на вершине в качестве капо. Произошло некоторое кровопролитие, против которого он не возражал, поскольку оно помогло ему избавить свое тело от внутреннего разочарования, которое Эйвери посеяла в нем.
Поскольку она была его личной игрушкой, он мог использовать ее так, как считал нужным. До сих пор она была в его компании на завтраке и ужине, но он не позволял ей говорить о личном. Он не хотел и не должен был знать ни о ее родителях, ни о ее отце.
Она не имела права просить его поговорить с ее отцом.
Это он был тем, кем пренебрегали, а не этим засранцем. Его раздражало то, что она вообще думала о своем отце.
К концу недели ему надоело игнорировать ее.
Он не пригласил ее на ужин, а пошел в ее комнату.
Она лежала на полу и смотрела в потолок. К его большому удивлению, она была обнажена.
— Что ты делаешь?
— Интересно, может ли скука убить, — запрокинула она голову. — Что я сделала, чтобы меня не пустили вниз?
— Ничего.
Он закрыл дверь, но она не встала и не попыталась скрыть свою наготу. Возможно, скука действительно была плохой вещью.
— Знаешь, до того, как ты появился, я много времени проводила на работе. Я заботилась о детях каждый божий день. Затем я пыталась собрать средства для погашения долга моего отца. Я готовила. Я убирала. Я все время ходила в библиотеку. Я делала вещи. Ты хоть понимаешь, как длинны двадцать четыре часа?
— Я знаю.
Она рассмеялась.
— Видишь ли, я знаю, как долго это длится. Целый чертов день, но большую часть своей жизни я провела, мечтая о большем количестве часов. Больше времени, потому что, когда у тебя есть дела, а твоя жизнь — это всего лишь одна встреча за другой, времени никогда не остается. Нет времени. Конец.
— Какова твоя точка зрения?
— Прямо сейчас я бы отдала все, чтобы иметь занятую жизнь.
— Ты несчастлива.
— Я заперта в комнате. Завтрак, если бы ты поговорил со мной, был бы терпим. Даже наша прогулка — пытка. Я не могу ни на что смотреть. Ты маршируешь повсюду, как будто твоя личная миссия — просто бежать и ничего не делать. Я больше не знаю, что делать.
Она вздохнула.
— Я снова стону.
Он сел на край кровати, поставив еду рядом с собой.
— Твоя скука — вот почему ты голая?
— Я голая, потому что мне не хотелось надеть какую-либо одежду. Зачем мне вообще это нужно? Ты же не собираешься присоединиться ко мне, не так ли? Ты избегаешь меня, как чумы. Я могу понять только одно: тебе не нравится, что я упоминаю своего отца, — она быстро зажала рот рукой. — Извини, я была непослушной.
— Он не имеет права быть в твоих мыслях.
Она начала хихикать, сев. Она повернулась так, что оказалась вытянутой перед ним. Ее нагота была выставлена напоказ, и она не предприняла никаких попыток скрыть от него свое тело. Ему это понравилось; ее уверенность вызывала привыкание.
— Он мой отец. Я люблю его, несмотря ни на что. Я знаю, что у тебя есть проблемы. А что насчет этого, я игрушка, с которой ты не будешь играть.
— Некоторые игрушки должны оставаться на полке.
— Ты занимаешься сексом с кем-нибудь еще? — спросила она.
Любую другую женщину, которую он бы выгнал из своей жизни за то, что она задавала назойливые вопросы. Почему он не избавился от Эйвери?
— Тебя это будет беспокоить?
— Ты хотел, чтобы я обратилась к врачу, но никто не приехал. Ты даже не сдал анализы и всю последнюю неделю, кроме как поесть, не приходил ко мне в комнату.
— Ты скучаешь по моему присутствию, Эйвери? — спросил он.
— Может быть.
Он поднял бровь.
— Честно?
— Почему нет? Мне нечего терять. Я никогда в жизни не лгала. А ты?
— Я лгу каждый божий день.
— О чем?
Он сел спиной к изголовью кровати и протянул ей еду. Она взяла её, поставив поднос себе на ноги. Подняв крышку, можно было увидеть курицу и спагетти, приготовленные для нее.
Она схватила вилку и начала есть.
— Я лгу всем.
— В том числе и мне?
— Нет, я не лгал тебе. Ты моя игрушка. Ты здесь для моего удовольствия.
— Я тебя сейчас развлекаю? — спросила она.
В ее голосе не было сарказма. Она звучала… скучно.
Ему это не понравилось. Женщина, которую он встретил в магазине, в ней был огонь, страсть. Даже ее слезы имели значение.
— Я хочу пригласить тебя куда-нибудь на следующей неделе.
— Ты что? — она не оторвалась от тарелки с едой.
— Ты права, я думаю, пришло время тебя вытащить. Ты не собираешься бежать, потому что я убью твоего чертового отца, — она подняла голову, и он привлек ее внимание. Хорошо.
— Я сказала тебе, что не сделаю ничего, что навредит моему отцу.
— Хорошо. Вот на что я рассчитываю. Мне нужно иметь дело с одним мэром. Он думает, что, поскольку он находится у власти, он может делать то, что ему нравится, и никто не встанет у него на пути.
Он увидел ее улыбку.
— В отличие от тебя?
— Я не говорил, что мне не нужно перед кем-то отвечать. Да, и я позабочусь о том, чтобы все мои долги были выплачены полностью, Эйвери.
— Человек власти.
— Я человек слова.