Шапка Мономаха
Шрифт:
13
Найти в летней степи кочующую орду – дело хоть и не безнадежное, но долгое и утомительное. Давно осталась позади порубежная река Рось со своими крепостями, где несли службу русскому князю бывшие враги Руси торки. Полсотни конных затерялись среди высокой, в рост человека, травы. Не только заметить издали кочевников – не могли увидеть даже друг друга на расстоянии полета стрелы.
– Так всю степь поперек изойдем, –
Поскакав вперед, чтобы сбить ветром назойливых мух и слепней, он взлетел на холмик и заорал:
– Е-есть! Нашли-и!
Там, где земля смыкалась с небом, темнела жирная полоса. Половецкое войско, отягощенное добычей, возвращалось к вежам.
Выкупщиков с Руси куманы встретили холодными улыбками. Долго держали поодаль, окружив парой десятков стрелков, присылали сведчиков, дознававшихся, от кого посланы русы, и сколько серебра, а может золота, при себе имеют, и сколько пленников хотят выкупить. Наконец позволили шести пешим русам прийти в стан, осмотреть полон.
Увидев пленников, Олекса содрогнулся. На земле сидели и лежали сотни три несчастных – полуживых, битых, измученных, оборванных, с почерневшими лицами и истерзанными ногами. Веревки спутывали ноги на ширину шага и руки на ширину плеч. Над изможденными, кровоточащими телами вились жирные мухи и оводы.
– Не на продажу ведут, – с ненавистью пробормотал попович. – В своих вежах рабами оставят.
Пленные женки и девки сбились в тесную кучу отдельно. Многие от усталости тупо смотрели перед собой, безразличные ко всему. Другие со слезами безнадежно взирали на проходивших мимо соплеменников. Все молодки были из сельских.
В другом месте грудились чернецы, негромко тянули молитву. На некоторых вместо веревок были железные ошейники с цепями.
– За что вас, отцы, заковали в железо?
– За Христовы заповеди, сынки, – ответил один. – Хотели миловать изнемогавших собратьев, а язычникам это непонятно и мнится непокорством.
– С вами, отцы, должен быть монах из печерских, – прогудел Добрыня. – Нестором звать.
Перед отъездом из Киева он снова видел старца Яня Вышатича. Бывший тысяцкий призвал его к себе в дом, тоскуя и печалясь, попросил разыскать в плену у куманов монаха-книжника. Добрыня обещал и со двора боярина увез туго набитый серебром мешок.
– Был Нестор, да теперь нету, – сказал другой чернец.
– Как нету? – заволновался попович. – Помер?! Убили?
– Опоздали вы, сынки. Три дня тому Нестора откупили двое русских и увезли с собой.
– Что за русские?
– Похожи на братьев, с дружинными гривнами на шеях.
– На иуд они похожи, – прибавил молодой инок, туго ворочавший воспаленным от жажды языком. – Половцы им друзья, а мы – стадо скота. Небось и на Киев они же поганых навели.
– А куда поехали?
– На Русь поскакали. А там кто ж знает.
Попович задумчиво потер лоб и повернулся к Добрыне.
– Ну и где теперь искать твоего крестного?
– Кто степняков на Русь наводит? – спросил Медведь.
Олекса хмуро свел брови, затем прояснел.
– Думаешь?
– Думать – твоя забота, – проворчал Добрыня.
Отойдя от монахов, они снова оглядели полон.
– Может, твой медвежий нюх скажет, куда поганые подевали дочь воеводы?
– Вон сколько шатров понаставили. В любом ищи.
– Вот за что я тебя люблю, Медведь, так это за благодушие и отзывчивое сердце.
– Правда?
– Правда, – рубанул попович. – Думаю, надо начать с шатра хана.
Он подозвал толмача, прихваченного из Киева, и долго объяснял, что нужно сказать половецкой страже, следовавшей по пятам. Затем также долго выслушивал ответ куманов, выразивших недовольство. Снова через толмача убеждал, что их светлейшему хану важно встретиться с ним, княжьим посланником. Степняки не хотели соглашаться. Они хотели другого: чтобы русы выкупили столько пленников, сколько смогут, и убирались.
– Хан отрубит ваши глупые головы, – сложивши руки на груди, заявил попович.
– Почему? – осведомились степняки.
– Видите его? – Олекса показал пальцем на Добрыню.
Куманы не только подтвердили, что видят, но и цоканьем языков выразили восхищение.
– Он – самый маленький из народа исполинских людей-медведей, что живет в полуночных землях на краю Мрака, – не сморгнув, вывалил попович. – Они свирепые воины и могут сражаться даже без оружия, превращаясь в медведей. Когда они придут в степь, чтобы воевать с вами, их войско закроет весь окоем.
Добрыня счел за лучшее окаменеть.
– Зачем они придут воевать с нами? – поежились степняки, прикидывая величину исполинов.
– Об этом я и хочу говорить с вашим ханом.
После такого вступления дело сладилось самым скорым образом, хан Боняк велел привести русов пред свои очи. По пути через половецкое становище Олекса пошептался с Медведем:
– Ничему не удивляйся и молчи. Сделай свирепое лицо, смотри на хана. Будут угощать – отвергай.
– А если попросят обернуться медведем? – хмыкнул Добрыня.
– Обернешься. Чего тебе стоит.
Страшный хан Боняк, наводивший ужас на страны окрест степей, оказался коротконогим и толстым, похожим не на воина, а на жреца. На груди у него болтались волчьи лапы, на поясе – длинный кинжал в ножнах, сверкавших золотом. В свой шатер он русов не пригласил. Сели на маленьких подушках, раскиданных вокруг атласной скатерти. Хан привычно подогнул под себя кривые ноги, Добрыне пришлось примериваться так и эдак – сапоги оказывались то на скатерти, то на подушках. Боняк с настороженным любопытством разглядывал человека-медведя из полуночных краев.