Шапка Мономаха
Шрифт:
Наконец Ермолов встал, протянул одну руку Лавру, поднял его толстенькое тело с досок пола, вторую дал Андрею Николаевичу. И они пошли, держась друг за друга, все трое, словно на прогулке в детском саду. Посередине шел сам Ермолов, справа от него, хлюпая носом, шаркал ножками Лавр Галактионович. Слева шагал Базанов, волоча за собой на спущенном ремне автомат. Никто из них ничего не говорил, да и не нужно было это. На двор они ступили в полном молчании. Так и стояли, пока не подбежал к ним генерал Василицкий и, ломая сдернутую с головы меховую шапку-пирожок, не сказал взволнованно:
– Владимир Владимирович, машина к вашим услугам. И кофе горячий
И тут Андрей Николаевич понял, что вовсе не генерал теперь хозяин положения, да и никогда им не был. И что решительность генеральская и неподкупность в этом деле стоили выеденного яйца, а может, и того меньше. И посылать другого в пекло ада, даже из самых благих намерений, всегда легче, чем исполнять самому.
Глава 24
Агнец
Три дня канули в Лету, как одно мгновение. Ермолов попросил этой отсрочки, а генерал не возражал. Он вообще уже не вмешивался и никуда не лез, а только суетился поблизости, как бы занимаясь своими делами. Да и кто осмелился бы возразить против нескольких лишних дней, которые осталось прожить Ларисе Владимировне Ермоловой, и выбрать их до самого последнего часа. В резиденции теперь оказалось очень много лишнего и, на первый взгляд, постороннего народа. Отец Тимофей и Витя, еще сам Андрей Николаевич, и даже Лавру позволили остаться на всякий случай. Витя ничего не понимал и наивно думал, что неприятности рассосались сами по себе – так все присутствующие в Огарево были любезны и вежливы друг с другом.
Ермолов проводил все возможное время подле Ларочки и мужественно терпел ее признания, за которыми не стояло больше никакого будущего. О том, что Витя, оказывается, очень хороший и милый, и что жаль, она не замечала этого раньше, и что в дальнейшем все будет между ними прекрасно и по-настоящему, пусть папа не беспокоится. И Ермолов надеялся, что оставшиеся ей куцые два дня дочь его проживет счастливо.
Альгвасилова в тайну предстоящего жертвоприношения не посвящали умышленно. Неизвестно, как бы он повел себя. И уж конечно, никто ничего не сказал Ларочке. Подобно сыну Авраама, ей предстояло умереть в неведении. И даже более того. Легкий и надежный, снотворный препарат был заранее приготовлен у генерала, чтобы девушка заснула в своей кровати, а все дальнейшее происходило бы с уже бесчувственным телом.
Оставалось решить последнее дело. Для этого в утро рокового дня в резиденцию приехал Владыка, чтобы уже больше не покидать президентское окружение до последнего часа.
– Можно, конечно, и у меня, в Богоявленском соборе, но народу там многовато. Или, скажем, в Успенском, или в Михаила Архангела. Оба на территории Кремля, и ночью там совершенно пусто, – предлагал Владыка обыденным голосом, но именно такой тон был сейчас единственно уместным.
– Нет, не надо ваших соборов. Поедем к Тимофею, и там дом Божий. И алтарь имеется, – так, будто речь шла о повседневных вещах, решил Ермолов. – И пусть Андрей Николаевич едет тоже, и этот друг его, Лавр. Мне при них спокойней.
– Как пожелаете, Владимир Владимирович, – покорно согласился Василицкий. – Тогда и охрана особенная не понадобится. Объект небольшой.
Ближе к вечеру Ермолов вызвал от Ларочки к себе в кабинет помощника. Витя пришел неохотно, хотя не подал вида. Только что вместе с любимой он смотрел кино «Сны в Аризоне» и собирался вести на его тему приятный разговор, но пришлось заняться служебной обязанностью. Шеф предложил ему зеленого чаю, и, поскольку пил сам, Вите неловко было отказаться. У чая оказался не самый приятный вкус, несколько отдающий селедкой и веником, но Витя выпил всю чашку. Ермолов говорил ему о каких-то несрочных делах, немного и второстепенных, Витя слушал вполуха, и в один момент ему показалось, что он впадает в сонное оцепенение. А в другой момент Витя уже в полной прострации сползал со стула на ковер.
– Я говорил тебе, мальчик, не верь никому. Даже мне. Особенно мне, – сказал над его телом Ермолов. – Уж, извини, Витя. Так надо. И так лучше для тебя.
Протянуть Ларочке своей рукой отравленную снотворным чашку Ермолов не смог. Это взялся сделать за него отец Тимофей, а больше бы никому Ермолов и не позволил.
Он только сам, держа спящую дочь в объятиях, снес ее вниз, к машине. За Ермоловым следом шел Владыка в скромном, повседневном облачении, за ним генерал Склокин, призванный для поддержки Василицким. За ним все остальные участники, допущенные к жертвоприношению. Собственно, генерал Василицкий с охраной отбыл за шапкой в Оружейную палату. Встретиться и тем и другим предстояло непосредственно в церкви у отца Тимофея не позже, чем в восемь часов вечера.
Внутри храма Божьего было холодно и до ужаса темно. Преподобный кинулся зажигать все свечи, какие были, не желая прибегать к электрическому свету, Владыка, шепча под нос молитвенные слова, помогал ему. Ермолов и его небольшое числом сопровождение остались в церковном приделе поблизости. Именно отсутствие всякого действия и ожидание подле спящего Ларочкиного тела сейчас были для президента мучительней всего. Рядом, на деревянной лавке сидели Базанов и Лавр Галактионович, но они молчали и только время от времени переглядывались между собой. Лавр, кажется, догадался или каким-то образом узнал, что происходит на самом деле, и порой прижимал толстенькие свои пальчики ко рту, чтобы не закричать. Базанов вдруг встал.
– Пойду к отцу Тимофею, и ты, Лавр, тоже выйди. – Андрею Николаевичу внезапно подумалось, что президенту хочется побыть с дочерью наедине.
– Нет-нет, побудьте со мной, хотя бы вы, Лавр Галактионович, – взмолился вдруг Ермолов. Чем ближе подходил час Х, тем невыносимей, почти до безумия, становились его мысли, а руки било мелкой дрожью.
Базанов вышел внутрь церковки. У алтаря происходило легкое движение, кто-то из охраны внес деревянный стол. Базанов ужаснулся, когда понял, зачем это. И стол этот теперь застилал Владыка красивой, желтой от золотых нитей, плотной тканью.
– Жаль, преподобный, что вы так и не крестили меня, – сказал Базанов отцу Тимофею, чтобы разрядить невыносимую тишину.
– Это сейчас кощунственно и неуместно прозвучит, наверное, но я мог бы и после, когда закончится… – Что именно закончится, отец Тимофей не смог выразить словесно и потому указал выразительно на алтарь.
– После не будет уже нужно, – подумав немного, ответил ему Андрей Николаевич.
– Почему это? Вы разуверитесь окончательно в Божьем присутствии? – тревожно спросил его преподобный.
– Разуверюсь? О нет, вы меня не поняли. Та сила, что собрала нас всех здесь и что доведет до конца, и без того дала мне веры сверх границ. А сколько ни отнимай от бесконечного, меньше не станет. Просто я не думаю, что суть человеческого приобщения к Богу требует непременно обряда. Жертвы – это да, а ритуалы измышлены только для людей. У меня же такое чувство, что Бог и без них рядом со мной, впереди и позади и во мне самом. И я нашел собственный к нему путь, и потому крещение мне не нужно.