Шапками закидаем! От Красного блицкрига до Танкового погрома 1941 года
Шрифт:
Нередки были случаи, когда жители приграничных районов Польши перебегали в СССР, но вместо грезившегося рая обычно оказывались в узилище, как вражеские шпионы и диверсанты. «Наш дальний родственник Иван Мацкевич ночью тайно перешел границу, и о нем долгие годы ничего не было известно, – вспоминала жительница Молодеченского повета Е.П. Шнейдер. – Только после Великой Отечественной войны он объявился в деревне больным, изможденным, беззубым стариком – после десяти лет каторжных работ на Колыме». Любопытно, сколько «карацуп» с верными «мухтарами» на этих бедолагах карьеру сделали и сколько орденов заработали? (Пограничник-следопыт Никита Карацупа с детства поражал мое воображение
Одним словом, между двумя государствами с момента их возникновения существовала глубокая пропасть.
В 1932 году Советский Союз заключил с Польшей (а также с Финляндией, Эстонией и Латвией) договор о ненападении, который в мае 1934-го был пролонгирован еще на десять лет. Как показало время, в глазах кремлевского руководства он стоил дешевле бумаги, на которой писался. Ну не любил Сталин «фашистскую Польшу» и гонористых поляков. В этом его чувства абсолютно совпадали с чувствами Гитлера.
В советском военном планировании Польша рассматривалась как наиболее вероятный противник, союзник Германии и первая преграда на пути «красных полков» в Европу. Так, в 1937 году, уже находясь в тюремной камере, маршал М.Н. Тухачевский не переставал грезить о новом походе на Вислу: «На ближайший отрезок времени «бить противника на его территории» означает бить польско-германские силы на польской территории». Главный удар Красной Армии, обеспеченный внезапным вступлением в Западную Белоруссию и Украину «армий вторжения», маршал предлагал наносить из района южнее Полесья «в центр Польши», где и должно, по его расчетам, произойти решающее столкновение.
Польское правительство отвечало большевикам взаимностью, предпочитало дружить с нацистами, самозабвенно рвалось делить с ними несчастную Чехословакию, тешилось иллюзией своей «великодержавности» (Польша – «основной фактор европейского равновесия») и делало все, чтобы не допустить Советский Союз к участию в европейской политике. При обсуждении договора о коллективной безопасности польское правительство категорически отказывалось от любой комбинации, где одной из сторон были бы Советы. Как доказывал специалист по международному праву Юлиан Маковский, «СССР не принадлежит к сообществу цивилизованных стран, поскольку не имеет общих с ними понятий общественных, религиозных, этичных и правовых. В этом смысле он находится в том положении, в каком были до него Китай, Турция, Япония до их принятия в сообщество».
Польские генералы до конца 1938 года основное внимание уделяли разработке военных планов против Советов. Лишь когда фюрер потребовал вернуть немцам немецкий город Данциг, разорвал пакт о ненападении и предложил «глобально урегулировать» отношения, поляки конкретно задумались о войне с Германией, до последнего рассчитывая, что Англия и Франция «не допустят», а Гитлер «не решится» – надо с ним только быть построже. «Не немцы, а поляки ворвутся в глубь Германии в первые же дни войны!» – бравировал посол в Париже Ю. Лукасевич.
В отношении Советского Союза польские политики продолжали демонстрировать совершенно замечательную твердость, временами переходящую в необъяснимую слепоту и даже глупость, про мнению Эдуарда Даладье, «величайшую глупость». На все предложения союзников заручиться военной поддержкой восточного соседа министр иностранных дел Юзеф Бек неизменно отвечал высокомерным отказом. В августе 1939 года, утомившись уговаривать поляков хоть что-нибудь сделать для обеспечения безопасности своей страны, министр иностранных дел Франции Боннэ инструктировал своего посла в Варшаве: «Мы в качестве союзников имеем все основания просить уточнить, каким образом они собираются без помощи русских организовать вооруженное сопротивление в случае возможной германской агрессии. Ввиду принятых на себя обязательств, мы имеем полное право получить исчерпывающий ответ на этот вопрос». И получил 19 августа исчерпывающий ответ полковника Бека: «Это для нас вопрос принципа. Мы не имеем военного соглашения с СССР, и мы не желаем его иметь».
В Варшаве полагали, что, если Красная Армия придет на помощь, выдворить ее обратно будет невозможно. «Коммунизации» страны польское руководство боялось больше любого нашествия. «Независимо отпоследствий, – заявил главный инспектор вооруженных сил маршал Эдвард Рыдз по кличке Смиглы, – ни одного дюйма польской территории никогда не будет разрешено занять русским войскам. Это привело бы к оккупации части страны и нашей полной зависимости от Советов».
Поэтому, когда фюрер предложил Кремлю произвести четвертый раздел Польши, советский Генсек с радостью утвердил пакт с Германией. В беседе с Георгием Димитровым Сталин разъяснил свою позицию: «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население». Какие могут быть сомнения? Польша была государством враждебным, «панским» и «фашистским», соответственно уничтожение его – делом прогрессивным и полезным для пролетариата.
Невероятно, но факт подписания советско-германского соглашения ни о чем не заставил задуматься польское руководство, ну хотя бы: против кого собираются дружить два тоталитарных режима? В договоре с британцами возможность войны Польши на два фронта даже не рассматривалась.
Утром 31 августа 1939 года Гитлер подписал директиву № 1, согласно которой нападение на Польшу должно было начаться 1 сентября в 4.45 утра.
В тот же день В.М. Молотов сделал доклад на внеочередной сессии Верховного Совета СССР. Под бурные овации в честь мудрого Вождя, аплодисменты и смех депутатов нарком объяснил суть советско-германского пакта:
«Нам всем известно, что с тех пор, как нацисты пришли к власти, отношения между Советским Союзом и Германией были напряженными… Но, как сказал 10 марта товарищ Сталин, «мы за деловые отношения со всеми странами». Кажется, что в Германии правильно поняли заявление товарища Сталина и сделали правильные выводы. 23 августа следует рассматривать как дату великой исторической важности. Это поворотный пункт в истории Европы, и не только Европы. Совсем недавно германские нацисты проводили внешнюю политику, которая была весьма враждебной по отношению к Советскому Союзу. Но теперь ситуация изменилась, и мы перестали быть врагами…
По советско-германскому соглашению Советский Союз не обязан воевать ни на стороне британцев, ни на стороне германцев. СССР проводит свою собственную политику, которую определяют интересы народов СССР, и больше никто…
Советский Союз заключил пакт о ненападении с Германией, между прочим, в силу того обстоятельства, что переговоры с Францией и Англией натолкнулись на непреодолимые разногласия и кончились неудачей по вине англо-французских правящих кругов. Эти люди требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны?…Если эти господа имеют такое страстное желание воевать – пусть воюют сами, без Советского Союза. А мы посмотрим, что они за вояки».