Шарло Бантар
Шрифт:
Кри-Кри выбрался из своего угла и, стараясь не наступать на ноги лежащим на полу, добрался до умирающего.
Его бескровное лицо с закрытыми веками ничего не выражало. Кри-Кри понял, что помочь ему уже ничем нельзя, и отвернулся к маленькому оконцу, вырезанному высоко в стене. Весь видимый из окна кусок неба был охвачен заревом.
— Что это горит? — спросил Кри-Кри, обращаясь неизвестно к кому.
— Горит Париж, — мрачно ответил кто-то из лежащих на полу.
В эту ночь горели дома, улицы, целые кварталы. С особой силой огонь бушевал в районе улиц Сен-Сюльпис и Королевской. Между двумя огромными огненными столбами Сена катила свои воды, красные от зарева и крови.
Огненная стихия пожирала здания, казавшиеся несокрушимыми.
Кто был виновником пожаров?
Коммунары лишь в отдельных случаях прибегали к огневой завесе, чтобы приостановить наступление неприятеля или помешать ему окружить баррикаду.
Огонь возникал из-за начинённых керосином артиллерийских снарядов, сыпавшихся в изобилии на Париж.
— Неужели всё погибло? — вырвалось у Кри-Кри. Он обхватил голову руками и закрыл глаза, чтобы не видеть того, что было кругом.
— Успокойся, малыш, не всё потеряно, — отозвался пожилой коммунар. — Отчаяние и страх заставляют наших врагов жечь и разрушать. Это они могут делать без нашей помощи. Но строить можем только мы — вот почему будущее принадлежит нам. Победим мы!
Кри-Кри продолжал смотреть на горевший Париж, но теперь багряный отсвет пожаров уже не казался ему зловещим предзнаменованием.
Так прошли три томительных дня.
Приводили и уводили людей. Часто появлялся Анрио, допрашивал и приговаривал к смерти пленников.
Официантом из «Весёлого сверчка» никто не интересовался. У Кри-Кри было много времени, чтобы обдумать, как спастись из заточения, но каждый приходивший ему на ум план тотчас же отпадал, как неосуществимый. Между тем двери продолжали то и дело открываться, и у порога показывались жандармы: одни молча и злобно окидывали взглядом подвал, другие пересыпали речь проклятиями, сулили скорую и свирепую расправу с коммунарами.
Пленников мучила жажда, но не было ни капли воды.
Утром в пятницу, 26 мая, появился Анрио. На этот раз он был в форме капитана версальской армии.
Его появление узники встретили мрачными возгласами:
— Опять пришёл наш мучитель!
— Что ещё понадобилось этому тирану?
— Не за мной ли?
Эти возгласы болезненно отзывались в сердце Кри-Кри. Затаив дыхание он прижался к стене, готовясь к самому худшему.
Анрио что-то приказал солдату. Тот поспешно подкатил две бочки и поставил их стоймя, так, что одна заменила стол, а другая — стул.
Анрио уселся и обвёл глазами пленных. Его колючий взгляд задержался на человеке, неподвижно лежавшем у стены, около самого входа. Лицо его было прикрыто кепи, руки положены под голову. Казалось, он безмятежно спит. Анрио резко поднялся и ударил его ногой в бок. Человек быстро высвободил руки из-под головы и вскочил на ноги.
— Что вам надо? — спросил он с вызовом, а его пальцы угрожающе сжались в кулаки.
Анрио вытащил револьвер из кобуры и крикнул:
— Ты кто такой?
— Левек, рабочий, каменщик, командир батальона, что защищал баррикаду на площади Бланш.
— А-а, теперь каменщики захотели командовать! — придя в неистовство, закричал Анрио и разрядил револьвер в голову коммунара.
— Да здравствует Коммуна! — воскликнул Левек, падая.
— Да здравствует Коммуна! — раздалось эхом со всех сторон.
Анрио сразу почувствовал угрожающее возбуждение пленников и поспешил уйти.
На смену ему появилось четверо солдат с ружьями на изготовку. С ненавистью и гневом глядели на них заключённые.
Но вот снова вошёл Анрио. На этот раз в одной руке у него был зажат револьвер, другая держала листок белой бумаги.
Каждый из находившихся здесь знал, что в этом листке обречённых есть или будет и его имя.
Окинув пленных злым взглядом, Анрио пробежал глазами список и нарочито медленно произнёс:
— Терри!
Последовала пауза, длинная, томительная.
— Леонтина Бажу, чулочница… Кордье, гравёр…
Назвав эти три фамилии, Анрио поспешил, скрыться.
Первым нарушил молчание Терри:
— Кто останется жив, пусть помнит моё завещание, — он потряс в воздухе кулаком: — уничтожайте врагов! Не знайте жалости!
— Идём! — грубо крикнул один из конвойных, схватив Терри за руку.
— Да здравствует Коммуна! — крикнул Терри.
— Идём! — конвойный подтолкнул пожилого человека с длинными усами и бородой, гравёра Кордье.
Кордье поднял голову и сказал:
— Я расстаюсь с жизнью на склоне лет, но вы, молодые…
— Мне только двадцать три года, но пусть знают всё: я горжусь, что кровью своей, жизнью своей заплатила за то, что люди дышали свободно семьдесят дней! — задорно и молодо крикнула чулочница Бажу. Она повернулась к державшему её конвоиру — А ты, наёмная гадина, иуда, будь проклят навеки! — И плюнула ему прямо в лицо.
Разъярённый жандарм набросился на неё и пинком ноги вытолкнул за дверь. Увели Терри и Кордье.
Ошеломлённые пленные услышали за дверями три голоса, слившиеся в один возглас:
— Да здравствует Коммуна!
Потом всё умолкло. В скорбном молчании стояли коммунары перед трупом Левека. Жозефина Ришу прикрыла его лицо платком.
Сколько времени прошло — никто не знал. Час, может быть, два, может быть, значительно больше…
Кри-Кри сидел на полу, поблизости от двери. Мысли путались в его голове. Он не думал о смерти, которая подстерегала его за порогом этой двери. Наоборот, дверь влекла его как возможность спасения. Он не терял надежды, что ему удастся проскользнуть через неё незамеченным в какой-то удобный момент. Постепенно он стал впадать в дремоту, как вдруг ему почудился где-то совсем близко разговор, сразу заставивший его встрепенуться. Придвинувшись к самой двери, Кри-Кри приник к ней ухом.
Разговаривали двое:
— Возьми двадцать солдат, переодень их в форму национальных гвардейцев, и отправляйтесь по одному или по двое на баррикаду Рампонно.
— А пароль?
— Запомнить нетрудно: «Коммуна или смерть!» Исполнишь всё, что прикажет капитан Капораль.
На этом разговор оборвался.
Кри-Кри был ошеломлён. Как, Люсьен Капораль заодно с Анрио?! «Постой, постой… — думал Кри-Кри. — Надо хорошенько во всём разобраться… Да чего тут разбираться! Я слышал ясно: “Исполнишь всё, что прикажет капитан Капораль”… Сомневаться нечего: Люсьен — предатель. Что же теперь делать? Как предупредить дядю Жозефа?..»