Шарм
Шрифт:
Но я знаю, что где-то глубоко-глубоко внутри теперешнего Хадсона этот маленький мальчик все еще жив, он все еще существует. Я видела его вчера вечером, хотя и всего лишь на мгновение, когда пыталась подлатать его спину. И видела еще раз сегодня, когда он стоял рядом с магазинчиком мисс Велмы и ел овсяное печенье с изюмом, от которого в реальном мире ему должно было стать плохо.
И, если в те моменты этот мальчик был там, он, вероятно, никуда не девается и в остальное время. Как сейчас, когда он смотрит на меня своими
И хотя о таком прыжке речь не идет – ведь передо мной как-никак Хадсон Вега, – я решаю, что, быть может – быть может, – я могу сделать ма-аленький прыжочек.
Поэтому я делаю глубокий вдох и медленный выдох.
И разжимаю кулаки.
Я заглядываю глубоко в себя и говорю то, чего никогда от себя не ожидала. Не ожидала, что я когда-нибудь это скажу. Ведь я боюсь этого больше всего на свете.
– Я в самом деле хочу выбраться отсюда. И, насколько я понимаю, достичь этого можно только в том случае, если мы будем работать вместе.
Хадсон улыбается, и широкая улыбка преображает все его лицо.
– Я думал, что ты никогда этого не скажешь.
Глава 18
В попытке залечь на дно
У Грейс делается такой вид, будто ее сейчас вырвет.
Неудивительно. Один кусок этого овсяного печенья с изюмом заставил и меня чувствовать себя хреново. Тот факт, что это печенье не было реальным – и что на самом деле я его не ел, – не имеет значения, потому что у меня, похоже, просто слабый желудок.
– У меня есть к тебе вопрос, – говорит Грейс после нескольких секунд неловкого молчания. – Ты почти сразу понял, что мы заперты в моей голове.
– Это и есть твой вопрос? – с ухмылкой спрашиваю я. Не потому, что не вижу, к чему она клонит, а потому, что мне приятно ее заводить – ведь тогда она становится очень чопорной и у нее появляются диктаторские замашки, а это делает ее совершенно прелестной.
Правда, это не должно иметь для меня никакого значения, ведь она пара моего брата, но почему-то меня это все же волнует. К тому же последние сто лет моей жизни я только и делал, что обманывал ожидания тех, кто меня окружал.
И я не вижу причин перестать это делать.
Грейс снова картинно закатывает глаза, но не набрасывается на меня. Прогресс ли это? Не знаю, не знаю. Или она просто тянет время, потому что ей от меня что-то нужно?
Циник во мне считает, что да – ей что-то от меня нужно, но… поживем – увидим.
– Ты сразу же понял, что мы заперты в моей голове, – продолжает она.
Я приподнимаю бровь:
– Это не вопрос.
– Хорошо, хорошо. Вот мой вопрос – как ты это понял? Откуда ты это узнал?
Это
Но это не поможет нам выбраться отсюда, поэтому я решаю копнуть поглубже. Пытаюсь понять, что именно навело меня на эту мысль.
– Просто у меня было такое чувство, что все это нереально.
– Что именно показалось тебе нереальным? – Теперь на ее лице написано недоумение, не только нервозность.
Я обвожу комнату вокруг нас рукой:
– Все это. Что-то не так.
– Я не понимаю. Мне все это кажется реальным. – Она смотрит на последнее оставшееся в комнате окно. – Особенно тот дракон.
– О, дракон реален, – заверяю ее я. – Как и все остальное за пределами этих стен.
– Хорошо, но теперь я еще больше запуталась, чем когда мы начали этот разговор. Как этот дракон и все остальное может быть реальным, а все здесь внутри представлять собой подделку? – Она раздраженно вскидывает руки: – Я же никогда не была здесь прежде, и если это плод моего воображения, то как оно может казаться каким-то не таким?
– Потому что это моя берлога, – отвечаю я ей и, наслаждаясь ее реакцией, смотрю, как у нее округляются глаза.
– Твоя берлога? – шепчет она, оглядываясь по сторонам, особенно пристально рассматривая закуток для метания топоров в центре комнаты. – Ты серьезно?
– Да, вплоть до книг на полках. Если не считать кухни и окон, все здесь выглядит как в моей берлоге. Но не совсем.
– Что ты имеешь в виду? – Она начинает ходить взад и вперед – не знаю зачем: из-за расходившихся нервов или из-за того, что ей хочется убраться от меня подальше.
Но каков бы ни был ее мотив, я не пытаюсь следовать за ней. Мне совсем не хочется заставлять ее нервничать теперь, когда у нас наконец-то завязалась беседа. Ведь чем больше она будет нервничать, тем дольше продержит нас здесь, взаперти, а я и так находился взаперти слишком долго, так что нет, благодарю покорно.
Я провел в заточении почти всю свою чертову жизнь.
Поэтому вместо того, чтобы ходить взад и вперед вместе с ней, я сажусь на свой удобный диван и жду. Она считает себя обыкновенным человеком – так когда она наконец сбавит обороты?
– Ну так что? – говорит она, когда я не спешу отвечать на ее вопрос.
– Я не знаю, какого ответа ты от меня ждешь. Все здесь похоже на мою берлогу, но есть небольшие отличия. – Я кивком показываю на зону спальни. – Например, спальня должна находиться на другой стороне комнаты. И какой уважающий себя вампир захочет иметь в своем логове окна? Или решит, что ему нужна кухня, полная печенья «Поп-Тартс»? – Я пожимаю плечами: – И со стен пропали кое-какие картины.
Она обводит комнату взглядом, и ее брови взлетают вверх: