Шайтан-звезда (Часть 2)
Шрифт:
– Ты забыла, что я могу входить в любое тело, о женщина!
– высокомерно напомнил гуль.
– А ты забыл, что, пока ты крадешь у правоверных их тела, твое собственное лежит где попало наподобие трупа! Тебе некуда будет вернуться, о гуль!
Хайсагур задумался - Джейран действительно могла послать мальчишек выслеживать его, и они, легкие и гибкие, справились бы с этим, и воистину захватили бы его тело, и связали, а до чего еще додумалась бы эта женщина, он и представить не мог.
– Перемирие, о Джейран!
– сказал Хайсагур.
– Мы здесь
– Честно говоря, я предпочла бы видеть его в крепости горных гулей, чем в объятиях Шакунты и Барзаха, - проворчала Джейран.
– Пока эти двое разберутся в своих делах, ребенок без присмотра сломает себе шею или станет добычей торговцев невольниками! Но я не хочу, чтобы сказали: "Умерла верность среди людей! "
– Подобных тебе цари приберегают на случай бедствий, но в мирное время таких, как ты, нужно держать под замком, о красавица, - ответил Хайсагур.
* * *
– Почему ты врываешься в мои покои, о аль-Асвад? Почему ты пугаешь моих женщин и избиваешь моих невольников?
– гневно спрашивала Абриза, стоя перед Ади и для смелости ухватившись за рукоять джамбии.
– Я должен говорить с тобой!
– воскликнул аль-Асвад.
– Ради Аллаха, не перечь мне! И пусть твои женщины уберутся куда-нибудь! И невольники - с ними вместе, чтоб их не носила земля и не осеняло небо!
– Да не даст Аллах тебе мира и да не продлит он твою жизнь!
– Абриза возмутилась до последней степени.
– Если ты так же правишь Хирой, то твое правление надолго не затянется! Мои невольники - это мои невольники, и никто, кроме меня, не может раздавать им оплеухи!
– Если ты собираешься вводить в моем хариме обычаи франков, то твое пребывание в нем тоже надолго не затянется!
– пообещал гневный Ади.
– Я прикажу собрать караван и отправлю тебя к твоему отцу Берр-ан-Джерру!
– А я призову франков, и приведу войско в Хиру, и твоя казна будет нашей добычей!
– уже совсем потеряв чувство меры, пригрозила Абриза.
– А я убью вашего царя, и отправлю его в адское пламя, и всех его эмиров - с ним вместе, клянусь Аллахом!
Аль-Асвад топнул, да так, что подскочили скамеечки черного дерева и покачнулись драгоценные кувшины.
– Посмотрим, как ты убьешь нашего царя, который не выезжал из Афранджи! тут Абриза сочла нужным рассмеяться.
– Ты даже не знаешь, где сейчас наш царь и его эмиры! И кто ты такой, чтобы грозить царю Афранджи? У моего отца под началом больше всадников, чем у твоего Джудара ибн Маджида, а у царя Афранджи сто таких эмиров, как мой отец!
Абриза напрочь забыла о том, что рассказала ей мать про подмену детей в колыбелях, и в этот миг искренне считала себя дочерью полководца франков.
– Разве я не видел франкских всадников и разве я не рубил их, так что клинок выходил,
– крикнул свирепый аль-Асвад.
– Не говори мне о них - они даже не умеют сидеть на конях, и клонятся назад, как будто им мешают животы, и не знают, что такое замах и удар!
И он в гневе принялся перечислять все признаки убожества франков, совсем забыв, что перед ним - прекрасная женщина, подобная драгоценной жемчужине или луне в ночь ее полноты, невысокая ростом и стройная станом, с выдающейся грудью, насурмленным оком и овальным лицом, с худощавым телом и тяжкими бедрами, и ее ноги делают немым звон ее ножных браслетов.
Как ни странно, именно эта речь несколько усмирила аль-Асвада, он проклял всех франков наихудшими проклятиями и как будто успокоился, а последние их прегрешения привел уже с презрительной улыбкой, словно рассказывал о проделках черных рабов.
Невольницы и евнухи, которых он, ворвавшись, разогнал по углам и закоулкам, осмелились и появились из-за ковров и дверных занавесок. Мудрый евнух Масрур, пока длились бурные речи молодого царя, послал маленького раба на дворцовую кухню - и, стоило Ади перевести дух, как несколько юных невольников внесли подносы, словно Абриза предвидела приход аль-Асвада и приготовилась к нему, как полагает благородной обитательнице харима.
Повара знали толк в украшении накрытой скатерти - и они переложили сирийские яблоки, турецкую айву и персики из Омана жасмином и дамасскими кувшинками, а египетские лимоны и султанийские апельсины - анемонами, фиалками и душистым шиповником.
– Наконец-то я вижу достойный прием, - все еще сопя и пыхтя от возмущения, сказал аль-Асвад.
– А теперь отошли всех своих людей и женщин, ибо я должен задать тебе важный вопрос.
И опустился на ковер.
По другую сторону подносов с фруктами, напитками и сластями села Абриза, готовая к наихудшим схваткам.
– Задавай свой вопрос, о аль-Асвад, - отвечала она.
– И я постараюсь удовлетворить твое любопытство.
– Мое любопытство, о женщина?
– молодой царь снова начал закипать, но сдержал порывы.
– Хорошо, ради Аллаха, пусть будет так! Удовлетвори мое любопытство, о владычица красавиц, и объясни - почему меня покинул аль-Мунзир? Может быть, ты скажешь также, почему вслед за аль-Мунзиром скрылся бегством Джеван-курд, верный, надежный? А если милость твоя надо мной продолжится, то ты известишь меня и о том, куда девался мой почтенный наставник Хабрур ибн Оман! Клянусь Аллахом, в этом деле не обошлось без тебя!
В тоне аль-Асвада была явственная издевка.
Абриза помолчала, составляя достойный ответ.
О том, что аль-Мунзир скрылся в неизвестном направлении, ей рассказал Масрур, которого она не однажды посылала за новостями. Исчезновению Джевана-курда Абриза попросту не придала значения - она как-то осведомилась о нем, но Масрур ничего связного не мог ответить, и они вместе решили, что он выполняет обязанности владельца немалого харима. Про Хабрура же она даже не догадалась спросить.