Шекспир и его смуглая леди
Шрифт:
— Мы — абсолютно здоровые, нормальные, умные и приятные собой джентльмены, всегда отдающие себе отчет в собственных состоянии, поведении и мыслях. — Саутгемптон произнес это внятно, громко и совершенно трезво, доказывая тем самым сказанное.
— Здоровые, нормальные, умные и приятные собой? — ехидно спросил Эссекс. — А чего ж тогда вам обоим Бриджет отказала? Может, усомнилась в чем-то? Например, в том, что приятные собой…
— Не бей по больному, — сказал Бедфорд, но сказал без эмоций, а как бы по обязанности, и Смотритель понял, что отказ Бриджет, чье имя уже всплывало в их беседах, и есть причина показательной скорби
— Кто такая Бриджет? — немедленно поинтересовался Смотритель.
Он помнил, кто она. Он помнил, что она уже раз отвергла одного из их компании — Саутгемптона. Однако настойчивость Игроков и неприступность дамы восхищали.
— Сестра Роджера, — пояснил Эссекс. — Эти пьяницы… по очереди… просили недавно ее руки и получили категорический отказ. Генри — полгода назад, а Эдуард — вчера. Видишь: он — одно большое страдание.
— А причина отказа? — настаивал Смотритель.
— Причина обычная: она, видите ли, еще не готова к браку.
— Она действительно не готова. — Роджер бросился на защиту сестры. — Она еще слишком юна.
— Она еще слишком умна для своих лет, — сложил стих Эссекс. — Повзрослеет, поглупеет — выйдет. Но уже, к счастью, не за наших друзей. К счастью для нее, но и к счастью для них.
— Ты смеешься, а мне действительно больно, — сказал Бредфорд.
Судя по тону, особенно больно ему не было.
Почему все они так легко клюнули на предложение графа Монферье принять участие в Большой Игре? Да потому что с младых ногтей игра была основой их жизни, точнее — жизни людей их круга. Игра в чувства, игра в страсти, игра в войну, игра в мир, игра во-что-только-ни-придумаешь… И тот несомненный азарт, с которым они принялись устраивать Большую Игру, лишь подтверждал, что все они — игроки (со строчной буквы), а тут им предлагают абсолютно новую неигранную Игру, в которую никто из них и никто из их предков, родных, знакомых никогда не играл. То-то радости ребяткам!..
А отказ сестры Рэтленда — так, рутина. С кем не бывает.
— Да ничего тебе не больно, с кем не бывает. — Эссекс буквально повторил мысль Смотрителя. — Я даже не исключаю, что ты просто решил обыграть нашего друга Генри, но — промахнулся. Как и он.
— Я не промахнулся, — отверг обвинение Саутгемптон. — Я никогда не промахиваюсь. Просто вышла осечка. Может, мне попытать собственное счастье? — спросил
Смотритель, то есть граф Монферье, Франция, Лангедок.
— Не стоит, — охладил его пыл Эссекс. — Тебе тоже не повезет. Вот если бы Бэкон был графом и помоложе, тогда ему бы что-то могло светить… далеко впереди. Поскольку он у нас великий философ, отлично пишет и книг прочитал в сто раз больше, чем все мы вместе взятые. Но — увы: он не граф и не юноша. Он Бриджет не интересен и не пара.
— Хотелось бы посмотреть на ту, что отвергла предложения столь блестящих женихов. — Смотритель иногда вспоминал, что граф Монферье должен то и дело раздавать комплименты — как впрямую, так и опосредованно.
— Посмотришь еще, куда денешься, — уже деловито сказал Эссекс, прекращая пустую болтовню. — Вот лето закончится, пойдут балы… Давайте-ка лучше о деле. Завтра — премьера. Мы все идем в театр, это ясно. Нас уже шестеро, и я должен вам сообщить, что не прочь пообщаться еще и с Мэри.
— С графиней Пембрук, — поправил Саутгемптон.
— Это для тебя она графиня Пембрук. А для меня — родная тетушка моей жены.
Смотритель не знал точно, имела ли в Истории Мэри Сидни, графиня Пембрук, какое-то отношение к Потрясающему Копьем, вернее — подозревали ли ее другие шекспироведы в авторстве или хотя бы в знании подлинного автора. Но точно автора не знал ни один шекспировед, а подозревали они всех мало-мальски известных современников Шекспира, поэтому Смотритель согласился с Эссексом:
— Она может нам понадобиться. Поговори.
— Кто еще нам будет нужен?
— Я бы пока, на первом этапе раскрутки Мифа, не множил число Игроков, — объяснил Смотритель. — Семь — цифра оптимальная… Хотя древние римляне утверждали: что знают двое — знает и свинья, — он не помнил, кому принадлежало сие утверждение, но древние римляне хорошо с ним монтировались, — но это всего лишь — гипербола. Нас — шестеро, будет семь, если графиня поймет суть и прелесть Игры. Достаточно. А остальные, кто нам понадобится для Игры, пусть поработают пока на анонима, на торговую марку. В конце концов, товар-то под маркой отличный…
— Товар… как это ты о высоком… — неодобрительно сказал Рэтленд. — А что такое раскрутка?
В принципе, английское слово unravel в смысле восхищаться чем-то, восторгаться, уже существовало в языке, но Смотритель, понимая свою очередную оговорку, счел нужным доступно объяснить:
— Чем больше пороху, тем ярче и сильнее фейерверк. Тем с большего расстояния его видно. Верно? Я хочу так раскрутить цветное колесо огней под названием «Потрясающий Копьем», чтобы о нем начали говорить и писать и без нашего давления. Но пока, конечно, придется подавить на всяких вы-соколобых умников. Для начала можем использовать предсмертную… или посмертную, как точнее?., работу покойного Роберта Грина, например.
— Верно, — обрадовался Саутгемптон. — Я этого типа не знал, но его памфлет «На грош ума, купленного за миллион раскаяния» припоминаю. А ведь вы правы, Франсуа, он там обрушивается на какого-то «Потрясающего сцену», [7] которому явно завидует. Он ведь сам тоже пьески кропал, да?
— Жуткие, — подтвердил Бэкон. — Я одну видел на сцене. Сплошная Древняя Греция. Тоска смертная. Между прочим, наш собрат: тоже из Кембриджа. Он еще и романы сочинял, как я слышал… Только он, по-моему, в том памфлете нападал на Марло. Или на Томаса Нэша. Или на Джорджа Пиля. И Генри Четтл так считал.
7
Потрясающий Копьем — Shake Speare, Потрясающий сцену — Shake Scene (англ.).
— Считать — считал, а книжечку коллеги издал, — язвительно сказал Эссекс. — Именно что посмертно. А потом в своем дурацком сочинении «Сон Добросердечного» так расшаркивается перед всеми тремя, что начинаешь думать, будто он эти нападки сам Грину и вписал. А что? Грин мертв, а мертвые сраму не имут.
— Хорошие люди учатся у вас в Кембридже, — вставил по ходу Смотритель.
Он прекрасно знал все, о чем говорили друзья, но это были знания Смотрителя, а графа Монферье в прошлом году, когда вышли книжки Грина и Четтла, как известно, в Лондоне не было. Откуда ему-то знать о каких-то литературных дрязгах? Вот памфлет удалось прочитать — и достаточно.