Шекспир мне друг, но истина дороже
Шрифт:
Федя затолкал ноги в мокасины, замяв задники, и вывалился наружу.
– Холод собачий! – провозгласил он с восторгом. – Подайте мне шапочку, Максим Викторович, в уши надует!
Озеров кинул ему шапку «Пар всему голова», которую Федя немедленно напялил.
– Вы пока заправляйтесь, а я в очередь! Вам эспрессо или капучино?
– В какую еще очередь? – под нос себе пробормотал Озеров, выбираясь из машины. – Откуда здесь очередь?
Небеса сияли, и было так холодно, что дыхание застывало и, кажется, шуршало около губ. Максим застегнул под подбородком
– Максим Викторович! – закричала высунувшаяся из стеклянных дверей голова Величковского. – Вы припасы-то захватите!
– Балда, – под нос себе сказал Озеров и прокричал в ответ: – Не захвачу! Сам съем!
В помещении заправки было чисто, светло и вкусно пахло – кофе и сдобой. К прилавку с булками стояла очередь, столики в кафе все были заняты. Федя сидел за стойкой у окна на высоком никелированном стуле, второй предусмотрительно придерживал рукой и неистово замахал Максиму, как сигнальщик на борту корабля.
– Что ты машешь?
– Да тут видите какой ажиотаж наблюдается! Теперь вы держите стул, а я пойду в очередь. Вам капучино или эспрессо? Хотите, я принесу из багажника шампанское, вы напьетесь, а дальше я поведу?
– Федь, дуй в очередь. Мне чай. Черный.
– С молоком? – уточнил Федя. – Как кузине Бетси?
Они прихлебывали из больших стеклянных кружек, Федя откусывал попеременно то сосиску, то «улитку сладкую с ванильным кремом». Еще одна сосиска – запасная, – дожидалась на пластиковой тарелке, и Феде весело было думать, что все еще впереди.
– Так что – детали! – провозгласил он с набитым ртом. – Самое главное детали, Максим Викторович. Оскар Уайльд сказал, что только очень поверхностные люди не судят по внешности! Вот к примеру! О чем вам говорит моя внешность?..
Озеров засмеялся и оглядел Федю с головы до ног – тот немедленно напялил шапку «Пар всему голова».
– Твоя внешность говорит мне о том, что ты лентяй, разгильдяй и самоуверенный тип. – Федя с удовольствием кивал. – Какой у тебя рост? Метр девяносто?
– Три, – подсказал Федя. – Метр девяносто три.
– Всякая форма тебе противна.
– Из чего вы делаете такой вывод, Максим Викторович?
– Вместо того чтобы принять сколько-нибудь приличный вид – все-таки едешь в командировку, да еще с начальством, да еще в незнакомое место! – ты напяливаешь на все свои сто девяносто три сантиметра безразмерные брезентовые штаны и куртку, подозрительную во всех отношениях. Человека в таких штанах и куртке уж точно нельзя принимать всерьез, но ты об этом даже не думаешь.
– Не думаю, – подтвердил Федя, тараща шоколадные глаза. – Я знаю, что вы ко мне относитесь всерьез, а на остальных мне наплевать. Заседания, свидания и любовные куры в ближайшую неделю не планируются. Так что ваш вывод неверен. Неверен, коллега!..
«Коллегами» всех называл отец-основатель и «организатор наших побед» Гродзовский, и Феде страшно
– Но эксперимент должен быть чистым! Меня вы хорошо знаете и, следовательно, пристрастны. Но вот – остальные люди! Что вы скажете о них?
– Федь, доедай и поедем.
– Подождите, Максим Викторович! Что вы, право? Воскресенье в полном нашем распоряжении, а мы уже проделали путь, сравнимый…
– Сегодня вечером спектакль. Я хочу посмотреть.
Федя нетерпеливо махнул рукой с зажатой в ней сосиской.
– Мы успеем, и вы об этом прекрасно знаете!.. – Он перешел на шепот: – Вон сидит парочка. Ну, вон, вон, за тем столиком! Что вы о них скажете?
Озеров непроизвольно оглянулся. Мужчина и женщина, довольно молодые, жевали бутерброды, каждый глядя в свой телефон.
– Они поссорились, – сообщил Федя в ухо Максиму. – Поездка не задалась! Вы обратили внимание, как они расплачивались за еду? Они стояли в очереди вместе, а заказывали отдельно, и каждый заплатил из своего кошелька. Сели тоже вместе! То есть они пара, но поругались в пути. Должно быть, она настояла на воскресной поездке к мамаше, а он собирался с друзьями в баню.
– Федь, иди сам в баню!..
– А вон та блондиночка на «Форде» клеит бобра из «БМВ», – Федя показал за стекло. Озеров, против воли заинтересовавшийся, посмотрел на улицу. – Она очень долго танцевала возле своей машины, будто не знала, как вставить пистолет в бак. Но он все не обращал внимания. А теперь она просит его залить ей омыватель, видите?
На стоянке действительно стоял старенький «Форд», а возле него топтались юное платиноволосое создание в крохотной белой шубке и дюжий мужик в кожаной куртке, не сходившейся на животе, на самом деле похожий на бобра. В руках юное создание держало канистру, а мужик шарил под капотом старичка «Форда», стараясь поднять крышку.
– На самом деле она все сама умеет, – продолжал Федя Величковский. – Когда бобер был на подходе, с поворотником на шоссе стоял, она крышку уже открывала. И сразу захлопнула, как только он повернул!
Максим посмотрел на своего сценариста, как будто впервые увидел.
– Слушай, а ты, оказывается, фантазер! Может, из тебя правда писатель выйдет. Главное, врешь от души. И никак тебя не проверишь.
– Почему не проверишь? Можно подойти и спросить! Хотите, я спрошу! Легко! Между прочим, Булгаков…
– Может, поехали, а? – почти жалобно попросил Озеров.
– Вы идите, а я сейчас, только еще одну сосисочку возьму. Вам взять?
– Лопнешь.
Солнце светило вовсю, дорога лежала впереди просторная и широкая, упиралась в сияющий холодный горизонт, до Нижнего Новгорода оставалось еще двести километров с гаком.
Как хорошо, думал Федя Величковский, что еще далеко. Он с детства любил ездить «далеко».
– Это наше последнее свидание. Я ухожу.
Ляля, грохотавшая кастрюлями на полке, замерла и аккуратно пристроила большую крышку от сковородки на маленький ковшик. Крышка не удержалась и поехала.