Шекспир мне друг, но истина дороже
Шрифт:
– Я там его на лавочку приткнул, – добавил Егор хмуро. – Посидит, охолонет немного.
– Ляля, вы меня извините, – вдруг сказал Озеров. – Я должен был все рассказать, а вы должны были услышать.
Она кивнула, подняла с ковра пастушку и пристроила рядом с золотой рыбкой.
– Пойду на свое рабочее место, – она улыбнулась. – Мне кажется, я там не была… лет сто. Пьесу-то мы с вами так и не обсудили, Юрий Иванович. Помните, я пьесу новую нашла?
– Еще обсудим, обсудим, –
– Да ведь главный герой у нас теперь новый.
В приемной зазвучали шаги, кто-то бежал, все разом встрепенулись и оглянулись.
В кабинет влетела Алина Лукина, за ней маячила Марина Никифорова.
– Папа, – закричала Алина с порога. – Мы сейчас шли, а там Рамзес… его кто-то избил до полусмерти! Он подняться не может, за голову держится и… и плачет… Надо в полицию звонить, папа!
– Ничего я его не бил, – пробормотал Егор Атаманов. – За ухо оттаскал, да и все.
– Папа!
– Не кричи, Алиночка, – попросил Юрий Иванович. – Хватит с нас сцен с утра пораньше. Ты на репетицию пришла?
Алина кивнула. Глаза у нее были безумные.
– Вот и славно. Максим Викторович сейчас как раз начнет репетировать. Иди в зал, иди. И вы, Мариночка, тоже.
– Да, но у нас… ведущего актера среди бела дня избили, Юрий Иванович!
– Да никто его не бил, – поморщился директор. – Поговорили мы с ним, да и разошлись. Он, видишь, на лавочку пошел, и там теперь плачет, а мы здесь остались.
– А почему он… плачет?
– От стыда, – сказал Озеров. – Ему стыдно, что он украл деньги у вашего папы, Алиночка. Он теперь переживает.
– Он не мог! Вы что? Чокнулись? – закричали разом Марина и Алина, и кто-то еще полез из коридора, Софочка заглянула, загородив собой дверь, ехидная борода Валерия Клюкина мелькнула, и, растолкав всех, вбежала секретарша в сбившемся пуховом платке.
– Юриваныч, у нас ЧП, – выпалила она. – Земскова какие-то негодяи чуть не забили до смерти!.. Надо звонить, наряд вызывать.
Последней влетела Валерия Дорожкина.
– Я требую, – начала она с порога, задохнулась и перевела дыхание. – Я требую объяснений! Слышите вы, директор?! Почему мой партнер говорит, что его уволили самым подлым образом?! Что здесь происходит?!
– Давно пора, – подал голос Валерий Клюкин. – Наконец-то догадались.
– Замолчи, – сквозь зубы процедила Валерия, не оборачиваясь к мужу. – Я жду объяснений, немедленно, ну!
И она кулачком стукнула по директорскому столу.
– Я не выйду на сцену, пока не получу объяснений! Ноги моей не будет в спектакле, делайте что хотите!
– Зря вы все это затеяли, – сказал Озеров. – И Земсков ваш тоже! Он, конечно, мужчина чудовищно глупый, но все же не окончательный идиот. Ушел бы себе тихонько, никто бы и не заметил…
– Ты… ты сам идиот! – завизжала Валерия и кинулась на Максима, стараясь вцепиться в лицо.
Клюкин засмеялся, Софочка вскрикнула, все остальные шарахнулись кто куда. Кроме Атаманова. Он подошел и сзади взял звезду за локти. Она извивалась, вырывалась, пиналась, норовя ударить каблуком, но Егор держал ее крепко.
– Ти-ха! – гаркнул на весь кабинет Юрий Иванович. – Еще не хватает! Распустились!..
Печатая шаг, он вышел из-за стола и подошел к Валерии, которая все буянила.
– Деньги из моего сейфа украл Земсков, – заявил директор громко и четко. – Все слышали? В задних рядах тоже? Это факт установленный. С сегодняшнего дня в нашем театре такого артиста больше нет. Это тоже факт. И никаких сцен! Все по рабочим местам!
– Как… Роман? – прошелестела Алина. – Но ведь их Ляля Вершинина взяла. Мы сами видели ключи… мы же видели, да?
– Ты на него все свалила, сволочь, проститутка?! – завизжала Валерия. – Ты ему простить не можешь, что он тебя бросил ради меня, да?! Ты нам обоим мстишь, уродина?! Счастье наше тебе поперек горла, крыса?!
– Как ради тебя? – поразилась бедная Алина, а Марина Никифорова стала бледной как смерть – так на сцене полагается бледнеть при получении страшного известия. – Но вы же все время враждуете!.. И ты с Виталием Васильевичем была…
– А она у нас со всеми сразу, – влез Валерий Клюкин. – Да, дорогая?
Его супруга дрожала всем телом.
– Лишь бы не с тобой, – словно выплюнула она. – Лучше умереть!
Озеров изумился – столько ненависти было в ее голосе. Клюкин засмеялся и погладил ее по голове, она отшатнулась от него, как от змеи.
– Слушай, – на ухо Озерову сказал Атаманов, когда все разошлись и шум сместился из приемной в коридор. – Я по делам съезжу, а ты за Лялькой присмотри, Максим. Ей, видишь, невмоготу. Как бы она ферта жалеть не кинулась, в больничку не поволокла, ухо обратно пришивать.
– А ты его оторвал, что ли?
– Да ну.
– Присмотрю, ладно.
– Я к вечеру подъеду, заберу ее.
Озеров кивнул.
– Да, и баллон-то! Который пацан твой у ней в доме нашел, я еще сказал, что это мой! Ну, желтый такой! Я думал, он из-под растворителя.
Озеров начисто позабыл про желтый баллон.
– Так вот, не мой он, и не из-под растворителя. Там химия какая-то горючая, я точно не знаю, какая. Но не наш он, сто процентов. Из него, должно быть, шторы и шкаф поливали, когда подожгли дом-то.