Шекспир
Шрифт:
Служители театра готовили сцену к представлению, постилая пол свежим камышом и увешивая фон сцены холстами, раскрашенными под стенные ковры. На краю сцены, на самых подмостках, уже усаживались на низких треножных скамейках привилегированные господа, среди которых находился и щеголь с лесом перьев на голове. Простые зрители, обступавшие с трех сторон подмостки, шумно выражали свое возмущение, так как эти привилегированные господа закрывали от них сцену. Особенно негодовали подмастерья на щеголя. «Эй ты, страус! — кричали ему. — Убирайся в Африку, откуда пришел». Кто-то даже швырнул в него комом грязи. «Животное», — спокойно, сквозь зубы произнес щеголь и продолжал сидеть неподвижно.
В актерской уборной — большой комнате, тускло освещенной длинными узкими окнами, было людно и шумно. Мальчики наряжались в женские платья, надевали башмаки
Перед зеркалом стоял высокий, стройный человек в костюме шута — синем, красном, зеленом и желтом — и румянил щеки. На голове у него была шапка в виде петушиного гребня. Возле зеркала лежала его шутовская палица, набалдашником которой служила вырезанная из дерева его же собственная шутовская голова. Это был Роберт Армин, [44] тонкий и изящный актер, заменивший в труппе комика-простака — увальня Вильяма Кемпа. Сегодня в театре шла «Двенадцатая ночь» Шекспира, и Армии играл Феста.
44
Интересно, что только после вступления его в труппу (1599) в шекспировских пьесах появляется образ более утонченного, изощренного шута (Оселок, Фест, Шут в «Короле Лире»). Шекспир писал для театра, и театр во многом определял его творчество.
Ударили в гонг. Уселись на свои места музыканты с флейтами и виолами. Публика затихла в ожидании. Многие видели спектакль раньше, так как пьеса уже шла на сцене. В первый раз она была поставлена в одной из юридических академий Лондона в крещенский вечер, 6 января 1601 года, в двенадцатый вечер, считая от рождества: отсюда и пошло ее заглавие. Над сценой висела надпись большими буквами: «Двенадцатая ночь».
На подмостки вышел нарядный актер в красивом костюме из бархата и атласа. Этот костюм за большие деньги был куплен театром у слуги скончавшегося джентльмена. Выйдя на просцениум и покрасовавшись, он глубоко вздохнул, прижал руки к сердцу и прочел первый монолог Орсино о силе любви. Казалось, что сам Орсино удивлен могуществом охватившего его чувства. Затем, когда Орсино, побеседовав со своими приближенными, ушел, раздвинулся занавес, закрывавший альков в глубине сцены, и там появилась героиня пьесы Виола среди потерпевших кораблекрушение матросов. Виолу играл мальчик лет тринадцати, одетый в женское платье. Он был нежен и даже изысканно грациозен в этой роли (само имя Виола значит фиалка). Пьеса рассказывала о постоянстве чувств Виолы, побеждавшем все преграды, создаваемые судьбой на пути к счастью. Виола и матросы ушли, и тут театр огласился громким хохотом: на сцену вышли толстый, пьяный, веселый сэр Тоби Бельч и Мария, которую играл крошечного роста очень подвижной мальчик, похожий на мышку. Сэр Тоби — образ, близкий Фальстафу, — восхищал зрителей своей жизнерадостностью (само имя его смешило публику: Тоби Бельч значит «рыгающий пес»). Маленькая юркая мышка Мария бойко отвечала на шутки и тут же уговаривала распутного рыцаря вести более порядочную жизнь. Восторг публики достиг своего предела, когда на сцену вышел угрюмый, важный и вместе с тем невероятно глупый Мальволио. Все сразу разгадали карикатуру на пуританина. «А, вот ты куда затесался, — кричали ему зрители, — старый знакомый! Не кичись, не ходи павлином, все равно быть тебе в дураках!»
Вообще это была очень экспансивная публика. Виола вызывала всеобщее сочувствие, и в публике то и дело раздавались стоны, когда бедная Виола страдала от любви к Орсино. Послышались даже угрожающие возгласы по адресу холодного сердцем герцога… В театре того времени происходили иногда действительно поразительные события. Когда однажды играли пьесу, в которой изображалось убийство, один из зрителей протиснулся вперед и громко покаялся в совершенных им преступлениях, за что и был тут же схвачен переодетыми сыщиками (которых было немало среди публики).
Гордую, холодную Оливию играл стройный мальчик, часто выступавший в спектакле вместе с исполнителем роли Виолы (это была знаменитая пара мальчиков-актеров). Но пусть в
Шутам много позволялось. Но зато и смотрели на них не как на людей. Шут, профессиональный потешник, всегда должен был чувствовать себя одиноким. И Фест пел:
Пусть в последний приют мой земной Ветви тиса положат. Разделить мою участь со мной Самый преданный друг мой не может.45
Мы приводим песни Феста в переводе С. Маршака.
Пьеса заканчивалась общим счастьем. Но когда со сцены ушли влюбленные пары — Орсино и Виола, Себастьян и Оливия, Тоби Бельч и Мария, — на ней остался одинокий Фест. В последней песенке вспомнил он свою бродяжную, загубленную, пропитую жизнь:
Когда еще был я зелен и мал, — Лей, ливень, всю ночь напролет! — Любую проделку я шуткой считал, А дождь себе льет да льет. Я вырос, ничуть не набравшись ума, — Лей, ливень, всю ночь напролет! — На ключ от бродяг запирают дома, А дождь себе льет да льет. Хоть годы меня уложили в постель, — Лей, ливень, всю ночь напролет! Из старого дурня не выбьете хмель, А дождь все льет да льет.И зрителям казалось, что эта тихая грустная песня возвращает их из мира яркого праздничного карнавала к будням повседневной прозы, к этим сумрачным лондонским туманам, тускло освещенным комнатам, узким улицам и низкому, дождливому небу. Но вот уже раздалась веселая музыка, на сцену вышли танцоры и начали — джигу…
Театр является тем инструментом, на котором исполняются произведения драматургов. В эпоху Шекспира это был во многом примитивный инструмент: драматургия того времени обогнала театр. И все же этот инструмент, как и драматургия Шекспира, обладал ценным качеством доходчивости: он был подлинно народным театром своего времени.
X. ДРАМАТУРГИЧЕСКОЕ НАСЛЕДСТВО ПЕРИОДЫ ТВОРЧЕСТВА
Помимо двух поэм — «Венеры и Адониса» и «Лукреции» — и сонетов, полное собрание сочинений Шекспира составляет тридцать семь драматических произведений (считая каждую часть «Генриха IV» и «Генриха VI» за самостоятельную пьесу). Эту цифру, однако, следует принимать с существенной оговоркой. Историческая хроника «Генрих VIII» (1612), по мнению наиболее авторитетных современных исследователей, написана в большей своей части Флетчером. Шекспир принимал в ее создании, вероятно, лишь скромное участие. В начале своей театральной деятельности Шекспир, видимо, лишь отделывал чужие пьесы перед их постановкой на сцене («штопал пьесы», как говорили тогда). Первая часть исторической хроники «Генрих VI» была, повидимому, только обработана Шекспиром в 1591 году (некоторые исследователи склонны вообще отрицать авторство Шекспира в отношении первой части «Генриха VI»). Трагедия «Тит Андроник» (1593), как полагают исследователи, была написана драматургом Джорджем Пилем и была, по-видимому, лишь слегка обработана Шекспиром. Наконец некоторые шекспироведы отрицают авторство Шекспира в первых двух актах пьесы «Перикл» (1608).