Шелест трав равнин бугристых
Шрифт:
Полевые работы вели в вечерние и утренние часы, а днём кемарили, фильтровали и кипятили воду, помаленьку приводили в порядок жилище и подзаброшенное хозяйство:
Вымочили и натрепали хороший запас пеньки — её и пряли, увеличивая запас верёвок. Сменили в крыше несколько бунтов, отчего-то начавших расползаться. Яму бывшего карьера перекрыли фашинами из веничной травы и слоем глины поверх неё — нужно было проверить версию о том, сохранится ли к их следующему приходу сюда через год в яме вода, если прекратить её испарение и затруднить доступ желающим напиться. Изгнали из дома поселившихся там насекомых. Провели новую посевную у колодца, спалив сначала на
После вспашки возникло желание выбрать вывернутые при рыхлении корни, но делать это руками не хотелось, а подходящего инструмента, вроде вил, не было. Так что этот агроприём придётся проверить в другой раз — идея с житницей показалась привлекательной и хотелось развивать её дальше.
То растение, которое было принято за лук, переросло и на вершинах полых стеблей — стрелок — выбросило шарики семян. Они были собраны и ссыпаны в кошелёк — стоило посеять их около реки, а то как-то ничего похожего в тех краях не попадалось на глаза. Еще собрал семена двух видов корешков, которые перенёс сюда весной — сейчас они задеревенели и даже в печёном виде не прожёвывались, но молодыми были весьма недурственны, отчего, собственно, юноша и похлопотал о переносе их поближе к дому.
Ну а вообще-то всего, что переделали, просто не перечислишь. За хлопотами оглянуться не успели, а уже пора возвращаться. Конечно, деревянную и глиняную утварь оставили здесь всю, забрав с собой только два полных горшка с водой и три кошеля с зерном, килограммов по двадцать-двадцать пять — больше тащить на волокуше было неловко. Горшки же с водой несла на коромысле Граппа — в сумме получалось килограммов двадцать веса, вроде — терпимая нагрузка.
Собственно в доме оставалось еще немало зерна, ссыпанного в кувшины из обожженной на солнце глины, а в сарайчике у колодца был сделан запас сухих коровьих лепёшек в качестве топлива. То есть ребята постарались оставить эту «базу» в состоянии принять постояльцев в любой момент.
Уже перед самым уходом Петя вычерпал досуха колодец, выгреб со дна грязь, а сверху устроил такое же перекрытие, как и над «карьером» — то есть закрыл подземную ёмкость наглухо, полагая, что вода туда по любому просочится.
Кто знает, какая соломинка сломает спину верблюда? Он — юный, полный сил богатырь. Почему богатырь? А потому, что год тому назад, только появившись тут, имел рост метр восемьдесят и вес около сотни кило. Теперь же при не меньшем (непонятно, подрос ли) росте и примерно такой же (если и похудел, то не слишком сильно) массе, буквально бугрится хорошо тренированными мышцами. Вот тащит он волокушу не с тремя, а с пятью пудами груза. И насколько же это «обратно» тяжелее, чем «туда»!
Нет, поначалу нагрузка кажется несерьёзной, но после первого же десятка километров уже не представляется сущим пустяком, а потом тяжелеет, будто в неё подливают свинца по столовой ложке на каждым шагу. Но ещё хуже приходится подруге, которая туда шла, считай налегке, а теперь несёт пуд с лихвочкой. Правда, с каждым привалом ей делается легче, по мере того, как выпивается вода, которую, к тому же, надо растянуть не меньше, чем на четыре днёвки. То есть можно употребить не больше, чем полгоршка за сутки. А пить хочется, потому что не меньше пары пудов постоянно давят на плечи через перекинутую с рукоятки на рукоятку лямку.
Не раз подумывал
Последние километры до хижины с колодцем дались ребятам тяжко — пить уже нечего, пустые горшки привязаны к волокуше, а Граппа помогает тащить возок, ухватившись правой рукой за левую рукоятку. Поднявшееся над горизонтом солнце начало припекать, а последняя пирамидка почти не приближается… и после неё еще километра три — около часа брести по жаре… ещё не очень сильной. Пот заливает глаза, уставшие ноги подкашиваются, прося передышки — давно так не утомлялся.
Но вот, наконец, и хижина. Дверь её заперта, но под неё прорыт лаз. Медведь или тигр, пожалуй, не пролезут, но кто-нибудь вроде пантеры или барса — пройдут. Ну, или енот какой-нибудь. Усталость забыта, груз брошен, в руках копья и сеть растянута между воткнутыми в землю палками — такая снасть может оказаться очень полезной, если сидящий внутри зверь сразу нападёт. Отворяя плотную плетёнку, закрывающую вход, Граппа потянула заблаговременно привязанную к ней верёвочку. Прямо на девушку волк и бросился — Петя едва успел дёрнуть свою кромку сетки, перехватывая зверя. Лязгнули клыки, смыкаясь на угодившем в пасть шнуре, девушка отскочила, а кулак юноши утяжелённый зажатым в нем древком копья, заехал зверю в бок головы — всё вышло не по плану — длинные копья оказались бесполезны в возникшей тесноте.
Зверь покатился, наматывая на себя сеть, которую невольно придерживал зубами. Граппа тут же добавила сверху верёвочную петлю, накинув её на хвост, а свободный конец перебросила через сук дерева, служащего хижине угловым столбом. Юноша помог подтянуть и закрепить пойманного хищника так, что тот касался земли только передними лапами — убивать эту тварь никакого смысла не было — не есть же волчье мясо! А шкура всё равно завоняет. Так что разводить кровищу рядом с жильём совершенно незачем. Собственно, поэтому они и избрали в качестве основного оружия сеть, хотя и не знали — есть там кто внутри или нет.
Теперь же можно выпутать «домушника» при помощи палок, а потом отрезать верёвку от хвоста, отпуская его на волю — вряд ли он нападёт после пережитого ужаса. Убежит без оглядки — тут и сомневаться нечего.
Этот дикий собака пробовал кусаться — пришлось вставлять палку в рот и приматывать к ней челюсти. И только после этого, наконец, вскрыли колодец и напились. Так вот — в яму тоже вёл подкоп, прорытый в обход крышки, но вода там имелась и не была испорчена, хотя натекла она сюда давненько — питавший её ручей совсем пересох и даже на дне его неглубокого русла было сухо, как в пустыне.
Некоторое время ребята пили, потели и снова пили. Потом, когда, казалось, сейчас потечёт из ушей, прихлёбывали маленькими глоточками — обезвоживание сразу не проходит, как и вызванная им слабость, а недавний всплеск адреналина — следствие недавней схватки, сменился апатией.
Из оцепенения их вывело повизгивание, донёсшееся снаружи из-за стен хижины.
Появившаяся неизвестно откуда Тузик принимала в жизни пленника самое деятельное участие. Она припадала на передние лапы, скулила и тёрлась мордой о спелёнатые верёвкой челюсти волка. Во как! Это, получается, папик. Отец семейства и супруг старого друга и соратника Пети по нелёгким дням жизни в бугристой равнине. По всему выходит — надо его поскорее освобождать.