Шелест
Шрифт:
— Ага. А ещё чего сделать?
— Не понял.
— А чего не понял. Не слышал, что про тебя люди бают?
— Брехня.
— Люди поди зазря не скажут.
— Люди сказывают, что ты на дню три раза рукоблудишь.
— Брехня. А Манька мне на что, поди деньгу хорошо зашибаю.
— Так сказывают, не пускает она тебя к себе, мол, малой ещё, а ты всё придумал.
— Да брехня, говорю же.
— Люди поди зазря не скажут, — вернул я ему его же слова.
— Чего ему сказать-то? — наконец сдался паренёк.
—
— Да понял уж. Свалился на мою голову, — вздохнул паренёк, и направился вдоль по улице.
Место я выбрал вовсе не случайно. Тут спрятаться практически негде, как впрочем проблематично и подойти незамеченным. Звёздная ночь и луна мне в помощь. Ещё три дня и наступит полнолуние, так что считай газету читать можно. Трава же вокруг подъедена коровами да козами, которых сюда водят на выпаса.
Зато меня рассмотреть будет проблематично. Спасибо моему прошлому опыту, когда приходилось прятаться не только от людей, но и от коптеров. Ну и конечно же Ефиму Петровичу, отцу моего молочного брата.
Дядька Ефим не простой крепостной, а боевой холоп и с самого начала офицерской карьеры матушки был всё время при ней. Не только отличный боец, но и знатный охотник следопыт, разведчик… Да в качестве кого он только не обретался на заставе, где несла службу его барыня. Ну и разумеется всем премудростям он обучал как своего сына, так и барских детей. Жизнь она такая, никогда не знаешь когда и что может пригодиться.
Я надёргал травы, закрепив её на своей одежде, придав себе облик бесформенной кучки не пойми чего и устроился прямо в неглубокой придорожной канаве. Теперь главное не отсвечивать, и не показываться раньше времени. Ну и ещё один момент, взвести все четыре курка трофейных двустволок. А то мало ли, чего учудит дружок Береста.
Появился он через полчаса. Шёл быстро, едва не спотыкаясь, и постоянно оглядываясь. Совсем не похоже, что кого-то привёл с собой, скорее уж смотрит, чтобы не было хвоста. Прошёл мимо дома, где мы беседовали с Бесом, вышел на пустырь и начал осматриваться в поисках меня. Ну поищи, поищи, а я обожду малость, не притащился ли кто за тобой.
Береста простоял минут пять, потом позвал пару раз, не так чтобы тихо, но и не особо громко. Ещё покрутился, сплюнул в сердцах и направился к дороге, пройдя в каких-то трёх шагах от меня. Ну и дальше по улице.
— Береста, — окликнул я его, поднимаясь во весь рост.
— Твою в гробину душу мать нехай! — едва не подпрыгнул от неожиданности вожак. — Шелест, эдак ведь и заикой оставить можно.
— Ну извини, ни я всё это устроил, — развёл я руками с пистолетами.
— Ой ли? — с сомнением произнёс вожак.
— Береста, ты и впрямь думаешь, что вся эта кутерьма из-за того, что мы схлестнулись с Топорком?
— Позапрошлым летом из-за побитого
— А кто тряс-то, помнишь?
— Конечно, стражники и солдаты.
— И княжьи да боярские боевые холопы, — словно продолжая его мысль, закончил я.
— Не. Этих не было.
— А сегодня?
— А сегодня были, — задумавшись на секунду, признал он.
— С чего бы?
— Да пёс их знает.
— Я тебе больше скажу, к утру подьячие с заплечных дел мастерами закончат трясти тех кого похватали и коли не сыщут что нужно, всё повторится сызнова.
— Заплечных дел мастера? Чего сразу так люто-то? — удивился Береста.
— А того, что Топорок кинул руку на княжну Марию Ивановну, — спуская курки на предохранительный взвод, пояснил я.
— Чего-о!? — не поверил он.
— Того, Береста. Того. Он её оглушил неподалёку от рынка, взвалил на плечо, да на Кусков пустырь, где я его и приметил, когда он её в карету сбрасывал. Она в гимназистском платье была и я её принял за мою сестру, иначе не стал бы вязаться. Мало мне Топорка с кучером, так ведь коль скоро карета, то там непременно ещё и одарённый.
— И как же тогда ты управился?
— Да хрен бы я управился, если бы не моя учитель фехтования, Эльвира Анатольевна. Счастливый случай свёл на той дорожке. Она с тем одарённым схлестнулась так, что думал и меня поджарят. Но тот не выдержал и дал дёру через портал.
— От-тано как всё кучеряво-то. А Топорок тут песни поёт.
— Знаю я, чего он поёт. Жить хочет, вот и валит всё на меня. Если не дурак, то к рассвету ближе, когда сон самый сладкий, будет уходить из Воронежа. И сдаётся мне, вместе с ним подастся и Архип.
— С чего так-то?
— А с того, что Архипу самому бы отдать дружка своего стражникам, и люди его поняли бы. Есть грань за которую заступать нельзя. Но он его покрывает, а значит свой интерес имеет.
— Погоди. Если всё так, тогда твоя правда получается и сегодняшними облавами ничего не закончится?
— Я тебе больше скажу, к утру наверняка подтянутся боевые холопы из дальних уделов, и трясти будут куда сильнее сегодняшнего. Князь не успокоится пока не сыщет того, кто посмел кинуть руку на его дочь. И хоть как ему после доказывай, что Топорок сбежал, не поверит. Как не примет и его труп. Он ему живой, для разговора нужен.
Я не стал говорить о том, что Долгоруков сделает всё, чтобы выйти на того, кто может создавать волколаков. Дураком будет, если не попытается выйти на след и не прибрать к рукам такого умельца. И плевать, что по факту это человеческие жертвоприношения. Возможность иметь под рукой сильных одарённых, как и самому поднять свой дар повыше, дорогого стоит.
— И чего делать? Хоть сам в бега подавайся, — скис Береста.
— Чем тебе Воронеж не угодил?
— Так сам же сказываешь, что кутерьма начнётся.