Шелк и пар
Шрифт:
Важнейшее событие для отпрыска любого аристократического семейства. Лишь самые достойные могли пройти ритуал заражения вирусом жажды на празднествах в честь своего пятнадцатилетия.
— Ну а сам я в то время, как заведенный, повторял слова Тодда о гуманизме, отчаянно надеясь заслужить хоть толику его уважения.
— И ты хотел отказаться?
— Я и сам тогда не знал, чего хотел, но все же понимал, что Тодд начнет презирать меня, если я стану голубокровным.
Удивительная прозорливость.
— Разумеется, ходатайство о ритуале одобрили. Перед лицом всего мира я все же оставался сыном Кейна. И избежать
Лео нестерпимо было видеть сочувствие в ее глазах.
— Ничего не вышло, — проговорил он резким тоном. — Вакцину не успели проверить, и в ближайшие недели у меня появились признаки заражения. Я прекратил бывать у Тодда, а Кейн помог мне скрыть, что я успел заразиться еще до официальной церемонии.
— И Тодд от тебя отвернулся.
— Можно и так сказать.
Но оказалось, что худшее еще впереди.
— Кейн счел нужным вручить мне копии с дневников Тодда, где тот вел подробные записи о своих экспериментах и, среди прочих, над Субъектом 13, на котором испытал пятый образец вакцины. Мне хватило сообразительности сопоставить указанные там даты. Получилось, что вот так он обозначил меня. «Субъект 13 — хотя и здоровый молодой человек — проявляет симптомы заражения. Пятый образец непригоден. Я намерен и впредь искать добровольцев для участия в испытаниях, пока мои попытки не увенчаются успехом», — процитировал Лео по памяти. — Тодд задумал проверить тот препарат на мне, поскольку не решался продолжать эксперименты на глазах у Викерса. Его патрону не нужна была прививка против вируса, он мечтал о лекарстве.
— И когда Тодд все-таки создал действующую вакцину, ты ее уничтожил, так и не дав никому ею воспользоваться.
— Око за око, — произнес он чуть слышно. — После церемонии заражения, я по-прежнему бывал у него и наблюдал за его работой. Тодд презирал тех, в кого теперь превратился и я, но обращался со мной так же, как прежде. И тогда… я понял, как он ко мне относился. Мне кажется, мое, скажем так, «обучение» просто тешило его самолюбие: он видел во мне благодарного слушателя, который ловил его каждое слово, а я так и не признался, что был в курсе тех экспериментов над собой. Просто ждал, пока он наконец создаст эффективную вакцину.
К тому времени Тодд успел испробовать ее на Онории и Лене. Я никогда не говорил с ними на эту тему, но если бы он и правда дорожил дочерьми, то не стал бы подвергать их подобному риску. Онория считалась его любимицей, но Тодд все равно сначала сделал прививку ей, а не себе. Когда же наконец он решился уколоться сам… Я подменил флакон.
— Я тебя не виню. Похоже, Тодд оказался чудовищем. Раз уж герцог Кейн на его фоне выглядит героем…
— Никакой он не герой, — поспешно вставил Лео. — Да и я тоже. Я ужасно… Я был противен сам себе. И только спустя четыре года, когда увидел у себя на пороге Онорию, наконец-то узнал, насколько страшные последствия имел мой поступок. Из-за собственного эгоизма я чуть не погубил сводного брата. Мне ведь и в голову не пришло, что Тодд собирался дать вакцину кому-то еще.
Лео проглотил комок в горле, его слегка мутило.
— Тяжело, когда смотришься в зеркало, а тебе неприятен тот, кого ты там видишь. Или того хуже, когда в ответ на тебя глядит твой отец. И один, и другой.
— Намного тяжелей себе в этом признаться, — возразила Мина, — или пытаться изменить свою жизнь. — Чуть заметный кивок. — Если бы Чарли не заразился по твоей вине, ты не был бы таким как сейчас. До сих пор возмущался и злился бы на отца, которого едва знал, а о последствиях и не ведал. Может даже… благодаря той пережитой боли, ты смог стать лучше.
Ему едва хватало самообладания. Лео отвел глаза, сглотнув горечь во рту. И все же он и правда заново обрел ту часть себя, которую, казалось, потерял. Бэрронс как за якорь уцепился за ее слова, ведь отчаянье подчас накатывало волнами и чуть не сбивало с ног… Боже, давно ли это было? Всего-то пару дней назад?
Перебегая из тени в тень, десятки мехов обступали стальных циклопов и забирались внутрь. Лео наблюдал за ними, но мысли его бродили где-то далеко.
И в самом деле, разве он лишился чего-то важного? В памяти возникло лицо Кейна. Тут совершено не о чем горевать. А вот то, что он приобрел, попав сюда, поистине ценно. Его истинное наследие. Вовсе не имущество, которым он прежде владел, и не старые знакомые, что теперь даже не вспоминали о нем, а его собственные дела. А еще Мина. Она стала ему дороже всего на свете.
Он взял ее руку и поднес к губам.
— Спасибо тебе.
И почти ее отпустил, но Мина потянулась к щеке Лео и, обхватив ладонью, нежно провела по коже большим пальцем. Глаза герцогини глядели ласково и задумчиво.
— Порой просто зло берет, как подумаю, сколько всего на меня навалилось. Но ведь тогда… Как бы сложилась моя жизнь, не случись со мной всех этих бед? Я бы вряд ли сблизилась с королевой. А сама, скорее всего, сейчас была бы связана контрактом трэли, и… — она понизила голос почти до шепота, — никогда бы не узнала тебя.
Слова любимой потрясли Лео до глубины души. Не ослышался ли он?
— Ты же хотела избавиться от меня.
Сказано небрежным тоном, но в ожидании ответа внутри все будто стянуло в узел. Они еще не говорили о будущем.
— Раньше так и было.
Ее глаза ярко сияли.
— А теперь?
— Я пока не уверена, — прошептала она с болью в голосе, напряженно вглядываясь в его лицо. Как и раньше, Мина колебалась, сомневалась. — Все казалось проще, когда я не знала тебя так близко… И принц-консорт не пытался тебя уничтожить. Тогда я вряд ли позволила бы тебе себя соблазнить. Ну а теперь… — Она глубоко вздохнула. — Когда все, наконец, закончится, я хочу, чтобы ты стал моим постоянным любовником.
Нет же, этого мало. Слишком мало. Бэрронс жаждал обладать ею, остаться с ней навсегда, и если Мина никак не решится впустить его в свою жизнь, то этот шаг он сделает сам.
— Когда все закончится, — проговорил Лео чуть слышно, поднявшись на согнутое колено циклопа так, что оказался в дюйме от ее лица, — я попрошу тебя стать моей женой.
Она потрясенно вздохнула, отчего и у него самого перехватило дыхание.
— Лео…
Обхватив ладонью шею Мины, он привлек ее губы к своим, пробуя их сладость на вкус, покрывая их поцелуями, нежными, ненасытными и все более страстными. Лео вновь обрел себя, перестал страшиться за будущее и сомневаться в сделанном выборе… Слова вырвались у него неожиданно, но прозвучали столь верно, что отдавались болью где-то внутри.