Шепот блуждающих песков
Шрифт:
На обыск девицы подтянулись и мы с Микаэлем. Он оказался не столь прибылен: пара серебрушек в ременном потаенном кармане, обрывок патографной ленты, такой маленький, что на нем уместились всего две точки, нож за голенищем и кусок хлеба, завернутый в промасленную бумагу.
Последнюю находку Хантер сразу же придирчиво изучил и… бросил мимо меня через плечо.
От звука лязгнувших рядом с ухом челюстей я вздрогнула. Оказалось, Децли, шедший за нами так тихо, что про него и вовсе забыли, поймал хозяйскую подачку.
– Ты всегда кормишь ящера тем, что судьба опрокинет тебе на голову?
– А почему бы и нет? – искренне удивился сиятельный,
Правда, бородатый народец вот уже двести лет как порвал всякие связи с людьми, и бородатых карликов не видели даже старухи, дожившие до праправнуков, но все же…
– А у тебя в родне, случаем…
Я не успела договорить, как Хантер безапелляционно закончил:
– Гномов не было!
Видимо, на моем лице удивление было написано аршинными рунами, раз его привиденистое высочество сочли своим долгом пояснить:
– А лорду Хантеру этот вопрос задают каждый раз, когда он начинает торговаться.
Представить себе сиятельного чистоплюя, пытающегося сбить цену на базаре за пучок петрушки, утверждавшего, что она не лучше полового веника? Да такое с утра вообразить бы не смог даже знаменитый на весь Анчар побасенник дед Похмель, любивший остограммиться раз этак дюжину за вечер.
После детального осмотра находок выяснилась преинтереснейшая вещь: свернутый в несколько раз пергамент оказался картой Анчара. Достаточно подробной, но старой и «официальной». Без отметин стоянок кочевников и блуждающих песков, о которых знает каждый местный, зато наша Столица именовалась как «поселение имени Сиятельной Тринхольдини-Оделин-Лиции Цеймер-Арих». Признаться, я и не знала, почему здешняя дыра именуется Столицей. А тут оказывается, вон оно что: тройное имя и двойная фамилия какой-то благородной задницы.
По карте красной прерывистой линией был отмечен путь к границе, туда, где зиял разлом великой стены, ныне запечатанный сиятельными магами. Когда я глядела на неровный пунктир, мне подумалось: «Так ли надежно запечатанной?»
Считалось, что с востока империю омывал океан Голри, с запада обитало множество своенравных соседей, в арсенале которых не имелось столь мощной армии, как наша. Потому они славились радушием и миролюбием в отношении грозной державы, разумеется, а не меж собой. Север пугал матерых покорителей холодом ледников и отсутствием всякой жизни. А вот юг… В Альбионе даже поговорка такая ходила: «Хочешь найти путь к всенижним – начни с раскаленных песков Анчара». Именно отсюда некогда пришли в наш мир приспешники всенижних богов, твари первозданной тьмы. От них-то сиятельные маги и воздвигли великую стену.
А вот мои спутники удивились другому: выпавшим рисункам, сделанным углем. С первого, к слову весьма точного, на нас взирал суровый лорд Хантер Элмер. Со второго – кронпринц. А с третьего – больше напоминавшего небрежный набросок – я. Вот только я на нем была какой-то другой. Чуть старше, серьезнее, симпатичнее, чем привыкла видеть себя в зеркале.
– Впечатляет… – протянул Хантер, держа в руках мое изображение. – Так точно воссоздать образ лишь по словесному портрету… Жаль, что такой талант сгорел. Его бы в управление безопасности.
– С чего ты решил, что художник – этот студент? – заинтересовалась я.
– С того, что пока парнишка так старательно пытался меня продырявить ятаганом, я заметил несколько деталей. Во-первых, на запястье его левой руки, той, в которой обычно держат палитру, засохли несколько
Вот ведь! Одно слово – сыскарь!
– И что нам теперь делать? – вопросил кронпринц, болтаясь в воздухе не хуже пододеяльника на просушке, прищепленного к веревке.
– Для начала – менять личины и маршрут. Думаю, об изменении моего статуса тот, кто руководил этими горе-бандитами, уже в курсе, как и о том, что амулет с духом Микаэля поменял хозяина. Иначе зачем им было телепатофонить? – мой взгляд ненароком упал на обрывок ленты с тремя точками.
Эти патофоны были еще одним магическим изобретением: длиннющая узкая лента, на которую с помощью точек и тире записывали послание. Называли адресата и сворачивали. Рулончик сгорал в руках отправителя и тут же материализовался у того, кому он предназначался. Единственное неудобство – нельзя писать рунами. При пересылке они сливались, менялись до неузнаваемости и превращались в нечто нечитаемое. Поэтому маги плюнули и изобрели наипростейший язык, всего из двух символов, которые невозможно перепутать. Вот только эта писанина оказалась сложнее обычной рунописи. А если учесть, что и последней-то владели не все…
– И как теперь добраться до Альбиона? Обходными путями – уйдет не меньше двух месяцев, а напрямик – тут же выследят по новой… – как наиболее пострадавший (лишился всего, даже головы, рук, сердца и прочего ливера – и не от любви!) возопил кронпринц.
– Маршрут – прежний. Вам, ваше высочество, нужно как можно скорее вернуться в столицу, – изрек Хантер как само собой разумеющееся и начал активно рыться в своем бауле.
Он извлек трубку, набил ее табаком и с наслаждением затянулся.
На мой вопросительный взгляд он пояснил:
– Так мне лучше думается.
Знала бы я, до чего докурится муженек, – самолично заставила бы его проглотить весь кисет с табаком и закусить трубкой.
Глава 3
Хантер с наслаждением затянулся. Небольшая трубка с красной чашей и чубуком, простая и благодаря этому изящная, смотрелась в руках сиятельного весьма органично. Он в задумчивости то прикусывал ее, то отнимал ото рта, выпуская кольца дыма.
Казалось, он так поглощен этим своим занятием, что перестал замечать что-либо вокруг. Я же решила воспользоваться моментом, чтобы заняться весьма важным и ответственным делом на благо собственного долголетия. А именно: удрать.
Шаг. Второй. Третий. Сначала я медленно отступала спиной вперед. А потом, обойдя Децли так, чтобы туша ящера закрыла меня от сиятельного, подхватила любимый гаечный ключ и задала стрекача. Если бы еще вчера кто мне сказал, что я решусь в одиночку отправиться по пескам, – я посмеялась бы над шутником. Это же чистое самоубийство.