Шёпот Колыбели. Кетаб третий
Шрифт:
– Доставай огниво, я принесу хворост. Надо разложить костёр и согреть ноги, – произнёс мужчина, исчезая между деревьями.
Девушка шмыгнула носом, прижала сумку к себе. Стыд жёг щёки похлеще любого костра. Туфли развалились сутки назад. Удивительно, что они продержались так долго, всю дорогу до Адр-Караина и обратно – особенно левый, подошва которого чудом не осталась в траве, когда принцесса неудачно споткнулась о камень. Пришлось на каждом привале незаметно отрывать от подола небольшую полоску ткани и прихватывать подошву к лодыжке неширокими лентами. Они-то и натёрли ногу
Виоланта, глотая слёзы, открыла суму, вытащила огниво. Было больно и обидно – особенно обидно. Особенно – от слов Стратуса, хотя он и не ругался вслух, как шумный Эдиан, но его укоризненный взгляд пробирал до костей. Конечно, нужно торопиться: разведка дышит в затылок, и море вот-вот вздуется ежегодными зимними бурями, а теперь они рискуют не успеть и застрять в Дафиаркаме на долгие холодные декады. И всё – из-за неё. Но, с другой стороны, что она могла сделать? Попроситься на руки, как беспомощный ребёнок?
Слёзы полились с новой силой, потому что она на самом деле ощутила себя ребёнком – маленькой девочкой вдали от дома, которую некому пожалеть, некому прижать к груди, погладить по голове, ведь отца больше нет… Кому она нужна, жалкая, бесполезная, никчёмная? Всем, сказала себе принцесса, и окончательно разрыдалась. Народу Нэскайларда, отпрыскам лендлордов, дафиаркамской разведке, Хордрону, Мантису – и Стратусу, да! – но как ценный бездушный трофей, который никто не любит.
Папа, папочка… Что же мне теперь делать?..
Когда принц вернулся, Виоланта сидела над дорожной сумой, держа в руках золотой медальон. Пальцы перебирали звенья тонкой цепочки, повторяли узоры на крышке. Заметив мужчину, она отвернулась, быстро спрятала дорогую сердцу вещицу под мантию.
Стратус опустился на траву, начал раскладывать костёр.
– Ты не причастен к его смерти, верно? – раздался тихий голос девушки. Она вытерла слёзы и теперь смотрела на принца в упор.
Он не ответил. Молча поднял с земли огниво, развязал вощёный мешочек. На принцессу мужчина старался не смотреть. Не получалось.
– Когда умирал Меррдаус… – начала она, но не договорила. Помолчала немного и закончила совсем другим голосом, твёрдым и властным: – Ответь мне, я должна знать.
Стратус сделал несколько медленных движений кремнием по кресалу. На трут посыпалась металлическая крошка.
– Нет, не причастен, – произнёс он. Потом подумал немного и добавил: – Я говорил отцу, что в подобных операциях нет ни капли воинской доблести.
– Каких операциях?
Принц резко чиркнул кремнием – искры быстро воспламенили трут. Он наклонился к пламени, стал аккуратно раздувать огонь и подкладывать мелкие веточки и щепки.
– Значит, ты знал? Знал, что они готовят покушение? – не унималась Виоланта.
– Нет. Не знал. Военная разведка действовала по собственной инициативе. Донесение пришло после того, как…
Он осёкся, резко замолчал, чтобы не сказать лишнего, но девушка услышала и поняла. Однако момент слабости остался позади – Стратус, даже не глядя на неё, понял: больше она не заплачет.
– Я хочу знать, как погиб мой отец, – произнесла она тихо и твёрдо.
Мужчина всё ещё возился с
– Твой отец… – Он взвесил каждое слово, которое собирался произнести. – Он дорого продал свою жизнь. Король Дэмиан достойно сражался, наравне с другими воинами: равный среди лучших. Но сыграл фактор неожиданности, арбалетчики стреляли из засады, и часть солдат сопровождения погибли сразу, поэтому перевес сил не позволил одержать победу. Я думаю, при других обстоятельствах…
Он бросил на Виоланту короткий взгляд и замолчал, видя, что она опустила голову и отвернулась. Повисла тишина, лишь огонь потрескивал на сухих ветках в своей задорной пляске. Принц погрел руки, вновь взглянул на девушку.
– Сядь к огню, – позвал он её. – Тебе надо согреть ноги.
Она равнодушно поднялась и пересела, протянула ступни к пламени, глядя перед собой невидящим взглядом. Стратус поднял с земли её туфли, повертел в руках и швырнул в костёр.
Невыносимое молчание лежало между ними каменной глыбой. Мужчина подкидывал в огонь новые и новые ветки, в тысячный раз обдумывая, что делать дальше. Если южанин приведёт пуинов, верховой путь до Ардроса займёт пять или шесть дней. По тракту, поправил себя принц, по прямой наезженной дороге. Если же и впредь вилять полями и пролесками, выйдет значительно дольше. Но вдруг пуинов достать не получится? Тогда единственный маршрут – в порт Нордтрона. В лапы разведки. Можно, конечно, и дальше плестись пешком, но Виоланта…
Он посмотрел на принцессу, которая всё ещё глядела прямо перед собой странным немигающим взглядом. Отблески костра играли на рыжих локонах, освободившихся из-под упавшего назад капюшона – пламя на пламени. Грустное, отрешённое лицо, поджатые губы, бездонные изумрудные глаза устремлены в пустоту. А ведь она совсем не похожа на других девушек, понял вдруг Стратус, и дело даже не в яркой южной внешности, столь редкой для императорских терм или холодных просторов замка Лонгарда. Она молчит почти всю дорогу, просто говорливый южанин тянет на себя внимание, и оттого Виоланта тоже кажется улыбчивой и беззаботной. Дома, в столице, принц никогда не испытывал недостатка женского внимания и считал, что хорошо знает женщин. Каждая из них, весёлая и смешливая, беспрестанно щебетала милые глупости, бросала на наследника трона томные, красноречивые взгляды и молила о новой встрече.
Нет, не каждая. Была ещё Олириадна.
Мужчина с силой отмёл всплывший в памяти образ княжны, вновь посмотрел на девушку. Она по-прежнему молчала, не шевелилась, кажется, даже не дышала – не хотела дышать, закукливаясь в своём горе. Стратус уже видел этот взгляд и слышал это молчание. Так глядели и молчали его солдаты, терявшие на поле боя лучших друзей. Наверное, так глядел и молчал он сам, когда умер Келсий.
Но её молчание просто убивало на месте.
– Виоланта… – не выдержал принц. – Я понимаю, как это больно. Я тоже хочу знать, как погиб мой отец – и отомстить, пролить кровь всех, кто причастен к его смерти. Я узнаю. Я отомщу. Но… ни твоя, ни моя месть не вернёт наших отцов. Нам всё равно придётся жить дальше, жить с этим…