Шёпот Колыбели. Кетаб третий
Шрифт:
Виоланта сморгнула прозрачную кисею, слегка тряхнула головой. Мир шёл разломами, Дар начал просыпаться; с трудом она остановила поднимающуюся Силу, но всё же успела увидеть волны ярости, которые разбивались о стену хладнокровия. Этот бой был действительно похож на настоящий. Никаких знакомых связок: лишь бесконечные рваные движения двух противников. Стратус не парировал ни один из ударов. Девушка понимала, что кинжалом против меча это сделать невозможно. Он не сражался, а убивал – спокойно, коротко, безразлично.
Эдиан устал и начал совершать ошибки. О технике он уже напрочь забыл и сейчас просто пытался дотянуться лезвием до принца, но вместо
Злость кипела. В этот замах он вложил всю свою силу. Стратус развернулся широким пируэтом, уходя ему за спину, ударом ноги подбил колено. Левой ладонью он перехватил клинок, вывернул Эдиану руку и навершием меча огрел его по лбу.
Земля жёстко и неприветливо толкнулась в спину, оружие вылетело из руки и упало на истоптанную вдоль и поперёк траву.
– Спасибо за бой, – произнёс принц, глядя сверху вниз. Если бы он усмехнулся, Эдиан непременно бросился бы на него снова. Но он был серьёзным. – Ты отлично сражался. Однако в следующий раз моим напарником будет принцесса.
Подлетевший с земли меч одним движением вошёл в ножны.
Эдиан сел, потёр лоб, вытряхнул из волос пыль и листву. «В следующий раз я пущу тебе стрелу промеж глаз!» – хотел выкрикнуть он, клокоча от бессильной злобы, но прохладные руки Виоланты скользнули по его груди, обхватили плечи и заключили в объятья. Когда девушка успела присесть рядом, мужчина не понял: мягкие губы прильнули к уху, обожгли дыханием.
– Спасибо, – прошептала она. – Я знаю, что ты поддался, потому что он ранен.
И злость растаяла утренним туманом над водой. «А ведь она права, – улыбнулась из глубины приятная, ласковая мысль. – Так и было, я специально поддался, проявил благородство к раненому дафу!». Мужчина усмехнулся, легко поверив в короткое, точечное Внушение, и, довольный собой, приобнял принцессу за талию.
– А ещё говорят, что девушки достаются победителям, – сказал он нарочно громко и глянул на Стратуса с превосходством.
Тот смерил его ледяным взглядом и лишь презрительно хмыкнул.
– Ладно, надо идти. Собирайтесь, – приказал принц, одеваясь.
Виоланта ласково отстранилась, встала, накинула плащ. Встал и Эдиан. Сердце в его груди ходило ходуном – но не от схватки: прикосновения принцессы и её горячее дыхание всё ещё жгли тело, словно раны.
~ 2 ~ Умён и дальновиден
Ронвус Адарий, генерал-командор третьей ударной армии Дафиаркама, окинул войска внимательным взглядом. Не тем составом он пришёл в этот проклятый город: четыре декады тому назад на берег, изрезанный фьордами, высадились многочисленные силы империи и уверенно двинулись на Форниэл, чтобы занять стратегическую позицию на восточном побережье Нэскайларда. Сорок тысяч обученных солдат, покинувших печально известный Рахтаэль практически без потерь, смели несколько прибрежных деревень и подошли к стенам города, готовые к штурму. Но Форниэл оказался пустым.
Радость быстро сменилась беспокойством, беспокойство – тревогой, а тревога – паникой. Первые жертвы хитрых южан, отравивших воду и остатки продовольствия – того, что не успели вывезти из города – появились через несколько дней. Генерал-командор понял их задумку слишком поздно: к тому времени зараза уже разлетелась по лагерю, унесла на своих смертоносных крыльях сотни жизней. Жара быстро усугубила положение.
Трупы сперва
– Разрешите доложить!
Генерал-командор перевёл взгляд на подъехавшего адъютанта, бледное после болезни лицо которого отсвечивало синевой.
– Слушаю.
– Армия построена и готова выдвигаться. Бригад-командоры ждут вашего приказа.
Ронвус кивнул, взглянул в безоблачное утреннее небо. Нэскайлардские ночи, тёмные, непроглядные, наполненные лишь светом звёзд, порядком надоели ему. Глаз привычно искал отсветы Печати Высшего и не находил. Говорят, здесь, на юге, крест Печати появлялся лишь зимой, и то нечасто, и занимал не весь небоскат, а лишь узкую полоску у самого горизонта. Одно слово: проклятая земля. Высший навсегда покинул её, а может, никогда и не проливал в эти недра свой нектар благодати.
Небо светлело, на востоке рождался новый день. Пора. Переход необходимо начинать по прохладе, иначе бойцы, утомлённые солнцем и недавно перенесённой болезнью, быстро устанут на жаре.
– Выдвигаемся, – проговорил он, забираясь в седло и бросая последний взгляд на проклятый город. – Поджигайте.
Четыре пехотные доукомплектованные бригады вместо шести – двадцать две тысячи человек. Одна бригада плюс четыре лирны артиллерии вместо полновесных двух бригад – семь тысяч солдат. Шесть инженерных квинт вместо целой лирны – триста человек. Итого – почти тридцать тысяч бойцов, едва оправившихся после эпидемии. Форниэл без единого полёта стрелы, без единого удара меча проредил армию Ронвуса Адария почти на треть.
Сперва генерал-командор ждал, что «смертная лирна» – та, что получила приказ прикрывать отход армии у Рахтаэля, нагонит их. Не нагнала. Что же, солдаты знали, на что идут: в Фольнарде Ронвус оставил только добровольцев. Однако сейчас, глядя на ряды бойцов, слаженно шагающих на юго-запад, в сторону Ленласа, он грустно подумал: а вдруг они всё-таки придут к Форниэлу? Изначальный план предполагал, что в городе встанет гарнизон, который примет опоздавших, но новый приказ главнокомандующего Сентариуса Невилла отметал такую возможность. К тому же генерал-командор не собирался бросать на произвол верных ему людей в столь недружелюбном городе.
Поэтому оставленный и разрушенный Форниэл жарко пылал за спиной. Столб чёрного дыма поднимался высоко в небо, треск и гудение пламени было слышно далеко в округе. Ронвус Адарий дал себе слово, что не станет оглядываться, но не выдержал, оглянулся.
Эту картину он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Огромное изрытое поле, окружённое кольцом непроходимого южного леса, со скрытыми трясинами и беспощадным гнусом. Остов городской стены, языки пламени над башнями. И позади города – гигантский оранжевый диск восходящего солнца, несущего новый безрадостный день, наполненный удушающей жарой, п?том, усталостью и тоской по оставленной родине.