Шепот шума
Шрифт:
И вот что еще странно, что такое жизнь и что такое нежизнь. Если жить дома, завтракать, обедать и ужинать, думать и хорошо выглядеть - то это жизнь? А если поужинать с приятелем в ресторане, не вернуться домой и утром себя ненавидеть, то это нежизнь?
Но почему когда каждый день жизнь, то чего-то еще хочется? Хочется нежизни? Чтобы опять вернуться к жизни?
– Странно, - сказала Вера, - что вот даже если все пройдет, то ведь все равно что-то останется, разве это не странно? В космосе летает мусор над землей. А на всей земле всего три кладбища для животных. И до фига для людей. И когда одни люди умирают, другие люди их хоронят, это как правило. И как исключение, когда животные умирают, люди их хоронят. И ставят памятники. Любимой кошке. Любимой собаке. От Саши. А водомерки в пруду живут счастливо. "Это они играют", - "Нет, это они совокупляются", - "Нет, это они тренируются", - "Правильно, а потом появляются дети, это и называется совокупляться".
Все-таки он был красивым, Н.-В., даже очень. И умным. И гадким. Он мог полюбить, а потом бросить. Мог обмануть. И если бы какая-нибудь
И вот что еще он обожал делать с ней - приказывать, и чтобы его приказание тут же было исполнено. "Зачем ты это принес?" - "Чтобы ты это надела и чтобы я тебя раздел".
– "Не буду".
– "Сейчас же это сделаешь".
– "Почему желтое?" "Немедленно надевай".
– "Оно мне велико". Желтое платье было ужасным. Это было не платье, а дрянь какая-то. "Где ты взял эту гадость?" - "Украл". Оно было пошлым, фирменным, с крылышками и без трусов. И он стал стаскивать с нее это платье. И она не давала его стащить. "Немедленно снимай, - сказал он, - это моя вещь, я тебе его не дарил". "Ты будешь как твой отец, таким же старым, с таким же лицом, убирайся", - "Ты тоже будешь старухой", - "Никогда", - "Я тебя уже видела в старости", - "Когда?" - "У тебя дома, у твоего отца", - "Нет", "Ты будешь такой же, как он", - "Нет", - "Да, а ты меня не видел и никогда 'не увидишь", - "Я тебя обожаю". В общем, это была такая игра. И они ее вместе осваивали. И в этой игре были исключения и правила. И как правило, он обращался с ней как с куклой, и в виде исключения он позволял ей обращаться с ним как с куклой. И тогда она могла его положить, поставить, она его укрыла. С головой. А потом достала голову и посмотрела ему в глаза. "Тебе нравится это делать с тремя женщинами по очереди?" - "Почему с тремя?" - "С первой, со второй и со мной".
– "Только с тобой".
– "Только не со мной".
– "Только не с ней". И среди соловьиного щелканья, среди настоящих соловьев, которые пели о сексе, чтобы размножаться, потому что им дан был от природы голос и не требовалось сердца, они пели о счастье, совсем не как воробьи, которые поют о "хлебе насущном, то есть красоту птицам раздает человек: "Это красивая птичка, а это некрасивая, и самые красивые и вкусные вымерли, Тургенев подстрелил восемьсот рябчиков, а Аксаков полторы тыщи, и нам ничего не осталось. Это совсем недалеко, - сказал Н.-В., - 15 минут отсюда", - "Не хочу я никуда ехать". И еще он мог завести. Это у него получалось. "А кто там будет?" спросила Вера. Он заводил ее тем, что сначала недолго уговаривал, а потом говорил: "А можно и не ехать, как хочешь".
– "Хорошо, поедем, - сказала она, только я переоденусь".
– "Зачем, нормальное платье, пошлое, но тебе идет, даже желтое". Конечно, он ее подставил, в этом не было никакого сомнения. Тютюня открыл дверь и познакомил Веру со Снандулией, которая, увидев Веру, все поняла - потому что - что ж тут было непонятного, - потому что Вера сразу прошла в комнату, где была Снандулия, а Н.-В. прошел в другую комнату, и, увидев там Свя, сказал ему: "Хорошо, что ты уже здесь". "Что же ты делаешь с людьми!" сказал Свя. И Н.-В. ему ничего не сказал. Зато Вере он сказал: "Это моя жена Снандулия". "Уже познакомились", - сказала Вера. Все было прозрачно. И Вера подумала: "А вот сейчас придет Василькиса". Но она пришла не сразу. И, увидев на Вере свое платье, которое куда-то исчезло, она подумала: "Не может быть". Но поскольку этого быть совершенно не могло - что на незнакомой девушке ее платье, то эти две вещи так и остались не связанными между собой. Просто перед ней стояла девушка в желтом платье, точно в таком же, которое у нее куда-то исчезло. И Василькиса подумала, что Н.-В. объяснился со Снандулией, которую она сразу же узнала, хотя знала ее только по фотографии, на которой она была еще моложе, но зато в жизни, хоть она и была старше, она была еще красивее. И самое удивительное, что все это было как-то естественно. Снандулия разговаривала со Свя, и они говорили как родственники. И чем больше Свя хмурился, тем больше Снандулия улыбалась. И когда вдруг стало совершенно тихо, она вдруг рассмеялась. А Вера говорила с Тютюней. То есть она ничего не говорила. Просто когда она увидела, что к ней подходит Свя, она успела повернуться к Тютюне и заговорить с ним.
С целью избежания попадания чаинок в чашку рекомендуется применять ситечко. Кто кому корм? Червячок - рыбке? Рыбка - мышке? А кукушенок сдох. Это мамаша выкинула его из гнезда, в женском общежитии недалеко от гарнизона, и кукушонка нашли четырехмесячным в канаве за этим общежитием. И он еще не умел. А солдат с мамашей не могли его прокормить. И они не могли его воспитать.. У него была желтая грудка. И умные глазки. Он умел прыгать. Он сам выпал. Никто его не душил. Никто его не расчленял. Свя наблюдал. Он видел Василькису впервые. Она была
Первым о привидениях заговорил Тютюня, потому что он был не за рулем. А Нижин-Вохов был за рулем, а привидения были не за рулем. Но Н.-В. очень удивился, когда Свя сказал Вере: "Да, я за рулем". И Н.-В. спросил Свя: "Тебе нужна машина?" И Свя сказал: "Обязательно, машина". Это расстраивало все планы Н.-В. Потому что он хотел отвезти Василькису и быстро ей сказать, что он не успел поговорить со Снандулией. И потом вернуться обратно. Потом быстро отвезти Снандулию и сказать ей, что они едут с отцом домой. И потом вернуться. А потом взять Веру, которая его подождет у Тютюни. И так некстати Свя сказал, что он за рулем. Конечно, можно было и на такси. Но на такси каждый может отвезти себя и сам. Но если бы он был за рулем и сказал Василькисе, что должен вернуться за Снандулией и отвезти ее домой, Василькиса бы не обиделась. А на такси бы обиделась и сказала бы, что он мог бы сказать Снандулии, что поедет к отцу. Но именно Снандулии он и должен будет сказать, что поедет к отцу, но об этом ничего не должна знать Василькиса. Но даже если бы он отвез Василькису на такси, и вернулся за Снандулией, и повез бы Снандулию со Свя на такси, то Снандулия бы обиделась, потому что он не вышел с ней, а поехал дальше со Свя. И когда Н.-В. сказал Свя: "Но вот именно ты за рулем?" Свя сказал: "Именно, за рулем". И тогда Н.-В. выпил со Снандулией, с Тютюней и с Верой и сразу стал не за рулем. И сразу же заговорил о привидениях.
И еще привидения могут привидеться. И они могут быть раздетые и голые. И у них могут быть дети. И Вера, когда сегодня днем встретилась с Н.-В., хотела рассказать ему сон, который ей приснился сегодня, и рассказала бы, если бы он не повез ее в гости. А получилось, что она его стала рассказывать прямо в гостях, прямо при всех. То есть у этого сна было точно начало и точно конец, но она не помнила. А в середине сна как будто бы один человек привел ее как будто бы в гости и сказал гостям: "А это мой младший брат", но как будто она точно знала про себя даже во сне, что она не мальчик, а девочка, а во сне как будто бы она - мальчик, то есть всем видно, что она - мальчик, хотя она-то знает, что она девочка. И этот человек, когда уже наступила ночь, говорит этим гостям: "Вы нас можете положить наверху с братом". И там такая комната, совершенно темная, и даже не видно лица этого человека, и ему не видно ее лица. Но он знает, что она - это она, а она знает, что он - это он. И тогда она говорит ему: "А вдруг я правда твой младший брат", и он говорит: "Это все равно, я все равно сейчас буду тебя любить". И они начинают целоваться, совсем не видя друг друга, ну абсолютно ничего не видя, и это очень прекрасно.
И эти привидения не закрывают за собой дверь, когда входят. Они могут войти даже через закрытую дверь или даже в щель. И они инфантильны. И навязчивы. Они на кухне играют в солдатики, и наглеют, и даже орут. И они совсем не ласковые. Хотя когда они начинают ласкаться, как собаки, у них лезет шерсть. И они близоруки. Все до единого. Они не различают горизонтальное и вертикальное. И они маются. И боятся света. Любого. Но особенно электрического. А солнечного света они боятся абсолютно. И у них есть пушок. И они могут улететь как пушинки. И если вообразить, что они есть, то они будут. И внутри у них есть огонь, а сверху мякоть. И даже далеко вдали.
И после Вериного рассказа Н.-В. подумал, что это он приснился ей во сне, что как будто бы это он - этот человек и как будто она - этот мальчик. И в этот момент у него даже промелькнула мысль, что он на самом деле был бы даже педерастом, если бы на самом деле она была бы мальчиком.
Но на самом деле было б ничего не понятно, потому что смысл был моментальный, только в моментальном смысле был смысл. И даже было странно, что вот почему если в какой-то момент смысл есть, то в следующий момент этого же смысла уже нет, а есть что? Следующий смысл? Или вообще смысла нет. И если момент абсолютный и смысл абсолютный, то абсолютно непонятно, куда девается этот момент с этим смыслом. Даже в смысле привидений - натуры бессмысленные и моментальные, а вместе с тем абсолютные. И когда их нет, то где они?
Может быть, в парке, мимо которого Свя уже ехал с Верой. Эти привидения бывают там среди стволов. Они бывают там сидя. Они там ползают на четвереньках среди грибов. Или ускользают из гостей, даже не попрощавшись, раз - и они уже в кино. И Вера со Свя исчезли из гостей, когда Свя сказал ей: "Я ухожу, подвезти?" Н.-В. даже не видел, как они вышли, и никто не видел, только отдельные особи, относящиеся тоже к привидениям у вешалки в углу, самые скромные, у которых нет родных, сироты, у которых нет даже ботинок, и они шлепают прямо в галошах по воде.
"Куда тебя везти?" - спросил Свя.
"К тебе".
"Хочешь его дождаться?"
"Нет".
И Свя резко повернул, потому что прямо не было дороги, там был тупик. И в тупике была канава с водой, и в воде плавали опавшие листья, на которых сидели маленькие жучки, как на островах, и они ели эти острова, питаясь листьями. И никто из них не знал о полуподвале, где лопнула труба, и в этом полуподвале тоже была яма с водой, и там на островах тоже сидели такие же жуки, их братья. Эта яма с водой была в коридоре полуподвала, а чтобы пройти в комнату полуподвала, нужно было перешагнуть через эту яму. Или хозяин полуподвала должен был взять девушку на руки и перенести ее через яму, что он и сделал, и в комнате были решетки на окнах, и если смотреть с улицы, то было видно кресло, в котором сидит этот хозяин с девушкой, то есть девушка сидит у него на коленях, но это имеет отношение только к тем братьям тех жуков.