Шепот стрекоз (сборник)
Шрифт:
– Да что вы, Эльвира Семёновна, Павлуша был хороший человек. Не пил, всё машины ремонтировал. И они любили друг друга…
– Он и в тюрьме успел побывать! ваш хороший человек.
– Так ведь оговорили его.
– Это неизвестно. Как бы то ни было, мой муж, профессор, утверждает: бизнес не для всякого, бизнесменом нужно родиться. А ваш Павлуша родился исполнять, а не заправлять. Да-да, и с этим ему надо было смириться. Одни в господах ходят, другие в прислужниках. Вот бы и прислуживал тем, кто попроворней оказался. У него и родители рылом не вышли. Отец
– Да что вы, Эльвира Семёновна! Знала я его мать, Клавдию, в рот не брала хмельного… мигренью страдала, бедняжка.
– Вам надо было на адвоката учиться, Анна Гавриловна. Простите, а вообще-то вы учились когда-нибудь и чему-нибудь?
– Я, конечно, тоже из деревни… уж не обессудьте. А как в город попала, на сварщика выучилась, на стройку пошла. Как же не училась…
– Рабочий и колхозница в одном флаконе? Занятно.
– А что в этом плохого? Всю жизнь сама себя обслуживала. И с детьми управлялась. Бездельем не грешила… – Баба Нюра вдруг окунула лицо в ладони. – Деток жалко.
– Ничего, привыкнут. Пока у меня поживут. А потом в детдом сдам, на попечение государства.
– В детдом?! – вскрикнула баба Нюра.
– Что вы на меня так смотрите? Это называется цивилизованный подход. Я их не рожала. И на какие, извините… мне их содержать? У меня всё спланировано. К тому же с детьми я не привыкла обращаться, придётся няньку нанимать… Нет, нет, и не уговаривайте! И квартиру эту продам. Вовремя Павла убили, а то б ему досталась.
– А детки? Ведь они тут прописаны.
– Ничего. Что-нибудь придумаю. Говорила я ей! Таких, как моя сестра, стерилизовать надо, чтоб не плодились!
– Да что вы такое говорите!..
– Да, да, на корню стерилизовать! А то нарожают, и расхлебывай за них! У нас и так беспризорников пруд пруди. Оттого и преступность растёт. А государству это нужно? Мы хотим быть цивилизованной страной, а нам не дают.
– Кто ж вам не даёт? – испуганно вырвалось у бабы Нюры.
– Люди! – выпалила Эльвира Семёновна и встала в позу Екатерины Великой, принимающую послов не очень дружественной державы. – Никчёмные люди! Такие, как муж моей сестрицы! Да и она тоже…
– Так уж нет её, царствие ей небесное! И про Павлушу вы напрасно так… Работ
а
л человек, одевался чистенько, всегда здоровался, никогда худого слова от него не слыхала. Как же не хороший, хороший. Тольки вот неприспособленный был к жизни нашей. Верил всем. А верить-то нынче никому нельзя, всяк в свою сторону тянет, до скрежета зубовного…
Баба Нюра поставила перед Эльвирой Семёновной чемодан с вещами, скорбно вздохнула.
– Ну, вот и собрала вам ребячий гардероб. Всего ничего. Жили-то и, правда, бедно…
Аристократка загасила сигарету в цветочном горшке, зыркнула в шкаф, пошарила взглядом под кроватью, п
о
ходя смахнула с серванта себе в сумочку немногочисленные сестрины драгоценности, затем крикнула детей. Подхватив подмышку, как полено, полусонного малыша, приказала Матвейке: «И ты собирайся, пока поживёте у меня. А там видно будет. И помоги мне чемодан донести до машины».
– Да куда ему, тяжело, – спохватилась баба Нюра. – Я поднесу чемодан-то.
Матвейка взялся за велосипед.
– А можно я погуляю? Меня Витька ждёт.
– Что за Витька? Какой-нибудь местный оболтус? – строго поинтересовалась тётка.
– Дружок его, из двадцать пятого дома, – заступилась за маленького соседа баба Нюра. – Хороший мальчик, вежливый. Мать школой заведует. И отец у него на хлебной должности, в мэрии.
– Ну что ж, с этим, пожалуй, можно, погуляй пока, – снизошла тётка. – Обеда для вас у меня всё равно пока нет, а к ужину, чтоб явился. И без велосипеда, пожалуйста. У меня элитный паркет – натуральный, дубовый. В общий коридор – тоже нельзя. У нас там порядок. Позвонишь в домофон, назовёшь своё имя. И консьержке скажешь, мол, – к супруге профессора. Я предупрежу. В подъезд входи один. И в лифт – тоже. Понял? И не опаздывай! Я не люблю этого. Это нецивилизованно. Ужин в семь часов.
С Саньки слетела панамка. Матвейка поднял её и натянул на Санькину голову. Но она опять свалилась. Он снова её поднял, и тут уж тётка выхватила её из Матвейкиных рук с раздражённым комментарием: «ох, ну ничего не могут сделать как следует!»
– Саньку кормить пора, – вставил Матвейка. – Там в холодильнике…
– Уж как-нибудь разберусь! – язвительно припечатала аристократка и направилась к выходу.
– Матейка! – плача, кричал малыш из-под руки уносившей его тётки. – Матейка! Падём! Амам, Матейка!
Матвейка помахал брату: «Пока, Санёк! Я скоро приду».
6
На улице Матвейка рассказал о случившемся Витьке, и срочно стал агитировать его на поиски родника с живой водой. Витька поначалу загорелся, но, подумав, приуныл.
– Это, наверное, далеко, а у меня уроки…
– Какие уроки! Каникулы!
– И отец заругает. Он не любит, когда я далеко со двора уезжаю.
– А ты не говори.
– Да и какой родник, – засомневался Витька, – сказка это…
– Ничего не сказка! Мне мама говорила, он на самом деле существует. Где-то в нашем лесу. А я во сне это место сегодня видел. Сразу узн
а
ю!
– Чо, правда, что ль?
– Не веришь?
– Ну, ладно, – согласился Витька, заинтригованный уверенностью Матвейки. А вдруг!.. Хотя у него в семье и нет больных, он сам попьёт живой водички, на всякий случай. – А ещё… – Витька заговорил на пониженных тонах, – мне папа говорил, где-то за нашим лесом военные нашли инопланетянина. Дохлого. Там у них запретный полигон. Он в овраге лежал. А когда его на исследование повезли, исчез. Открыли ящик, а его там нет.