Шёпот
Шрифт:
Я отбросила голову назад и уперлась затылком в стену. Тупо, тупо, тупо. Клаустрофобии у меня, видимо, нет, раз не испытываю дискомфорта в замкнутом пространстве. Но сидеть вот так вот, пялясь в стену и ждать неизвестно чего и как долго, реально стало напоминать пытку. Скоротать ожидание нечем, занять себя нечем, думать уже все передумала, вспомнить все равно ничего не получается. Дам-м-м-м… Я снова чего-то помычала, переливая тональность в тональность. Я конечно, сейчас ни в чем не эксперт, но откуда– то возникла уверенность, что у меня есть слух. Попробовала намычать что-нибудь по-быстрому, потом помедленнее. И…
Вдруг, как прорвало. Глубокий мелодичный голос начал выводить тихую песню. Мой волос. Мой?! Где с хрипотцой, где чисто высоко, он облачал мелодию, звучащую в моей голове в нечто. Слова были непонятны мне, но выходило красиво и как-то по-особенному, от души, тихо и проникновенно. Внутри стало расти подозрение, что я не раз уже делала это, вот так вот пела, причём пела не так как сейчас, для себя, пытаясь отвлечься. Пела для кого-то.
Перед внутренним взором встали старые ели и огромные сосны с толстыми золотыми стволами. Я будто почувствовала запах разогретой на солнце смолы, ноздри защекотал аромат хвои, такой тёплый, уютный, родной.
Я оборвала пение, уверенная, что сейчас вот-вот схвачусь за что-то важное, только моё – за воспоминание. Но мгновение ушло. Мелодия перестала звучать, и я, едва не плача от досады, хлопнула пухлой, будто чужой ладонью по полу. Тишина в комнате стала давить невыносимо. А внутри стала зарождаться тоска, тихая, но отчетливая. Она заворочалась, заскреблась, отдаваясь глубокими глухими ударами сердца. Ставший у горла ком, попыталась прокашлять, но вместо этого глухо зарычала от бессилия и отчаяния.
Глава 2
Сколько прошло времени, я не могла определить. Да как-то разом стало все равно и неважно и кто я, и зачем я здесь. Накатила апатия, а напетая не так давно мелодия вывернула душу. Я упрямо пыталась петь ещё, но с первыми же звуками что-то терзало горло, а по щекам катились слёзы. Жалась от спазмов и больше ни звука из себя выдавить не могла. Что это за песня такая со словами, смысла которых я не понимаю, хотя сама пою их? Но они вызывают во мне непонятные эмоции. Главная из которых – дикая тоска, заставляющая сжимать челюсти и кулаки, давить в горле слёзы и поднимающиеся крики злости то того, что не понимаю, не помню а главное не могу вспомнить.
Дверь открылась без предупреждения, без звука. Это было так неожиданно, что я вздрогнула и попыталась вжаться в стену. В комнату вошла женщина в сопровождении двух мужчин. Все они были в почти одинаковой белой одежде. Настороженно посмотрев на меня, незнакомка спросила:
–Как вы себя чувствуете?
Я хотела, было, промолчать и подождать дальнейшего развития ситуации, но подумала, что такое поведение может быть неправильно расценено.
–Где я?
–Вы в клинике.
–Почему я здесь?
–Шесть дней назад вас доставили из отделения скорой помощи. Туда вас привёз таксист. Вы бросились ему под колёса, а в больнице вели себя неадекватно.
Я вскинула бровь вопросительно.
–Бились в истерике, пытались выпрыгнуть из окна, звали кого-то, дрались с медперсоналом и охраной. В итоге, оказав первую помощь, вас перевели сюда.
Вот теперь и докажи, что мне здесь не место. Боясь ответа, спросила:
–Я сумасшедшая?
–Что вы? Возможно, просто нервный срыв или какие-нибудь тяжелые потрясения вызвали столь бурную реакцию.
–тогда почему я ничего не помню?
Женщина в упор посмотрела мне в глаза.
–Поясните.
–Не знаю ни как меня зовут, ни сколько мне лет, ни откуда я.
–С этим предстоит разобраться. – Незнакомка хмуро сдвинула брови. – Возможно, произошло что-то такое, что заблокировало вашу память. Как правило, это временно. Конечно, ситуация усугубляется тем, что при вас не было никаких документов.
–Но было хоть что-нибудь, способное помочь?
–К сожалению, как и в отделение неотложной помощи, так и к нам, вы поступили без чего-то, что могло бы пролить свет на ситуацию. При вас не было личных вещей, которые помогли бы выяснить кто вы. Одеты были обычно, стандартно, если можно так сказать.
Я снова вскреблась, подпирая стену нижними девяносто, хотя нет – судя по всему – ста десятью, как минимум. Мысленно укладывая друг на друга нецензурные слова (и откуда только знаю такие?), всеми силами старалась сдержать рвущуюся наружу рвоту. Вопросительно посмотрела на женщину. Та понимающе кивнула.
–Это действие лекарств. Пришлось вколоть очень сильные, чтобы разгрузить нервную систему и заставить вас успокоиться. Впрочем, скоро все пройдёт, и ощущения вернуться в норму.
Её голос, текучий, как река успокаивал, давал надежду. Как профессионально.
–Вижу, что вы вполне адекватны. Нам больше нет нужды держать вас здесь. Давайте я покажу вашу палату… Комнату, если так удобнее. Некоторое время вы останетесь у нас, по крайней мере, до тех пор, пока я не увижу, что вы действительно не опасны как для себя, так и для окружающих. Возможно, за это время вы что-нибудь вспомните.
–А если, не вспомню? Ну, вот совсем, никогда не вспомню?
–Так не бывает. Память может вернуться резко и неожиданно. Как отрывочными воспоминаниями, так и целиком. Рано или поздно, но это случится.
–А если поздно? В смысле, если я начну вспоминать что-нибудь, но не скоро, я должна буду находить здесь все это время?.
–Если вы ничего не вспомните, но будете вести себя адекватно, вас переведут в распределитель. Оттуда пошлют запрос в полицию о пропавших без вести. Возможно, вас уже ищут близкие люди.
–А если никто меня не ищет?
–тогда социальные службы помогут вам построить дальнейшую жизнь: найдут работу, согласно способностям, подыщут жильё. Все наладится, в любом случае.