Шёпот
Шрифт:
Каким неправильным казалось происходящее. Я больна. Но как убедить себя, когда внутри все кричит об обратном, протестует, бунтарно заталкивает подальше все попытки разума и логики призвать меня к спокойствию и здравому смыслу, объективной мотивации пить лекарства?
Казалось, вокруг все не так. Постоянно преследовало внутреннее ощущение ненастоящести и фальши. Обстановка, моя амнезия, люди – все бутафория и декорации к какой-то страшной пьесе, а я в ней главный актер. Порой ночью, лежа без сна, я пыталась вспомнить и напеть ту мелодию. Она одна казалась мне единственно реальной и настоящей среди всей этой галиматьи. Но итог был всегда один: ощущение, будто забрали, вырвали, выгрызли что-то неотъемлемое и важное из жизни, изнутри. И тоска, дикая, мощная сжимала меня в комок, разворачивалась в венах и текла там тягуче вместо крови.
А потом во сне чувствовала холодный камень под ладонями, выщербленный, опыленный мягким мхом. Вдыхала запах сосен, пропитавший холодный вечерний воздух. Просыпалась в слезах. Рывком садилась на кровати, сучила пальцами жесткий клок волос и шептала какую-то ахинею.
Все! Хватит! Больно впилась пальцами в виски, надеясь, что неприятные ощущения выдавят из башки воспоминания, и я смогу в них разобраться. Ничего. Грешным делом посматривала на стены. Может разбежаться и лбом? Истерично ржала, размазывая по лицу бессильные слезы. Прекрасно понимала, как выгляжу со стороны, искренне удивляясь, почему меня еще не спеленали?
Но все это ночью, а днем я снова тише воды, ниже травы. Каждый раз после обеда и приема очередной порции разной дряни в таблетках, приходила доктор. Мягким, профессионально поставленным голосом разговаривала со мной, интересовалась самочувствием, спрашивала, вспомнила ли я что-нибудь. И если да, то как именно пришли воспоминания.
Почему-то казалось очень важным не говорить про песню, сны, про мою бесноватость по ночам. Женщина кивала. Но смотрела испытующе. Пронзительный взгляд, оставаясь впрочем спокойным, не осуждал. Но я то чувствовала, что не могу ей врать. Вернее, она знает, что я вру, но почему-то позволяет мне это делать и дальше. Не видать мне распределителя, как своих ушей. Сгнию здесь.
К черту! Я здорова! Хотелось не просто сказать, а выкрикнуть в участливо–понимающие глаза докторши. Но тут же одергивала себя, вспоминая, как парнишка в столовой говорил, что большинство не верит в свое заболевание и яростно сопротивляется лечению. Всеми частицами своей души ощущала свою инородность в окружающей обстановке. Но как доказать, прежде всего себе, что права, если ни черта не могу вспомнить?
Но уже через два дня поняла, что уж лучше бы не пытала так яростно свой мозг. Ибо в нем, видимо, что-то окончательно переклинило, предоставляя мне возможность бесповоротно понять – я шизофреничка!
Поужинав, избегая зазывалок в комнату отдыха и не в силах выносить навязываемое общение вперемешку с любопытными взглядами, поплелась к себе. Ноги вяло вымеряли метры коридора. Опять в свою конуру терзаться мыслями. Как я устала. Погрузясь в то, что от меня осталось, не заметила, как свернула не туда и пошла к выходу во внутренний двор. Поздно сообразив, что маршрут неверный, уже наткнулась на охранника.
–Сюда нельзя! Прогулки в строго отведенное время.– Заученной фразой парень преградил мне путь к дверям. Будто без электронного ключа я могла их открыть. Чудак!
–Знаю я. Просто задумалась и не туда вышла. – Зыркнула недобро.
–Сбежать надумала?
Ох, как взбесило!
–Да, надумала! – Зачем сказала?
Глаза парня сузились. В мгновение бросившись ко мне, впечатал в стену и, прижав одной рукой, другой принялся обшаривать.
–Куда ключ дела, психопатка?
–Какой ключ?
Вот напросилась же. Кто за язык тянул? Я не могла поверить в происходящее. Подпирая расплющенной щекой стену, пыталась высвободиться. Не тут то было. Охранник профессионально заломил руку и прижимал все сильнее, а на глазах от боли уже наворачивались слезы.
–Нет у меня ничего. Пусти!
Внезапно хватка парня ослабла, а моя заломленная рука, онемев от боли, повисла плетью вдоль тела. Развернулась, приготовившись наорать на слишком ретивого и исполнительного верзилу, но застыла … Охранник болтал ногами в шаге от пола, синел и закатывал глаза, судорожно пытаясь разжать мертвую хватку на своей шее. НЕВИДИМУЮ хватку. Никого, кроме нас в коридоре не было.
Мои куцые волосенки встали дыбом. Похолодев всем сердцем, смотрела, как сучит ногами хрипящий парень. Зажимая кулаком готовый сорваться крик, я до боли впилась зубами в костяшки и, сползая по стене, плюхнулась на свой необъятный зад. Еще живой секунду назад, обмякший охранник безвольной тряпкой повис в воздухе, а потом его тело с силой отшвырнуло к дверям. Раздался красноречивый хруст, и голова бедняги неестественно откинулась в сторону.
Кажется, я заскулила. Наступившая вдруг тишина стала мертвой в буквальном смысле. Не знаю как, но я отлепилась от пола и на негнущихся ногах, стараясь не оглядываться и тихо подвывая, сначала засеменила, а потом ломанулась так, будто сам Дьявол дышал мне в спину. Ворвавшись в палату, никак не могла отдышаться.
–Что за…? – Разум не принимал случившегося. – Что это было?
Я металась по палате.
–Что делать то?
Разумнее всего было бы сообщить кому-нибудь. Но поверят ли? Звучит крайне нелепо: охранника на моих глазах убила невидимая сила. Этак можно и впрямь в смирительной рубашке оказаться, если не хуже. Ведь есть и другой вариант развития событий. Доказать, что это не я прикончила беднягу, вряд ли получится. Ведь никто не видел, что произошло на самом деле и, вероятнее всего, подозрение падет на меня.
Черт! Никто даже сомневаться не будет. Слышала же от других в столовке, что психи в состоянии субъективного страха становятся раз в пять подвижнее и сильнее. Даже сухонькая старушонка способна в таком состоянии расшвырять санитаров, как котят.
Был еще вопрос, который не давал покоя: почему то, что убило парня позволило мне уйти, не причинив вреда? Почему так же легко, как ему не свернуло мне шею? Я снова заскулила и поплелась в ванную в надежде, что если засуну голову под холодную воду, что-нибудь прояснится в моих воспаленных увиденным мозгах.
Глава 4
Тупо смотрела, как вода течет в мои дрожащие ладони. Хотелось плакать, но шок высушил слезы, и я стояла столбом, не чувствуя, как вода леденит пальцы. В ушах – предсмертный хрип охранника, а глаза до сих пор видят его синеющие губы и вздувшиеся от потуги вдохнуть вены на лбу и висках.
Наполнившись, раковина чуть не пролилась мне на ноги. Выйдя из ступора, перекрыла кран, глубоко вдохнула и погрузила свою распухшую от эмоций голову в воду. Вариантов только два. Либо я ТОГО, и мое больное воображение пошутило со мной, и тогда ничего из того, что я видела не было. Либо у дверей во двор действительно лежит мертвый парень со сломанной шеей, и убил его невидимка. К первому варианту я склонялась больше. Потому что так проще, в это было гораздо легче поверить и пережить, наверное, тоже.