Шерас
Шрифт:
Каждый день во время этих тренировочных приступов гибло немало цинитов, еще не менее сотни воинов получали различные увечья. Но Алеклия не останавливал учения и не упрощал задачи: он хотел, чтобы будущие участники штурма все до одного прошли «малое Испытание» — так окрестил эти маневры авидронский лагерь.
Отдельные «тренировки» Инфект Авидронии устроил военачальникам. Но только для этого полководцы использовали макет Кадиша и те самые фигурки воинов, которые помогли Алеклии победить в кадишской битве. Военачальники, в свою очередь, собирали своих партикулисов, раскладывая перед ними планы укреплений, а те — своих цинитаев и аймов.
Все эти мероприятия помогли и самому Божественному: постепенно в его голове родился подробный план штурма, до поры затаенный.
ДозирЭ, Тафилус и Идал во время тренировок ничем особенно не выделялись. Зато как хорош был Эгасс, первым забравшийся на стены, первым оказавшийся в цитадели! Во время повторного штурма партикулис неожиданно взбесился: «Вас всех перебьют, трусы, негодные бездельники!» При этом он хватал какого-нибудь нерасторопного лучника, сбивал его с ног тяжелым ударом кулака и кричал на него что есть мочи: «Ты куда пошел? Тебе что сказали делать? Вон твоя бойница. Ты должен следить за ней и молись к смерти, если из нее вылетит хотя бы одна стрела. Убью!» Глядя на своего военачальника, аймы, а в особенности десятники, старались не отставать от него. Град тумаков сыпался на воинов со всех сторон. Ошибки и медлительность карались самым жестоким образом. Несколько черных шнурков были затянуты на шее наиболее провинившихся.
Благодаря своим связям Эгасс добился разрешения провести еще несколько маневров на новых укреплениях. В последний раз штурм удался как нельзя лучше. Партикулис наконец остался доволен и дал воинам несколько дней отдыха.
ДозирЭ и его друзья «на крови» попытались использовать свободное время с наибольшей пользой. Они несколько раз посетили купальни, побывали в кратемарье, куда допускались только лучшие циниты, да и то с разрешения нескольких начальников. Им удалось попасть на представление грономфских потешников и фокусников, а также навестить своих товарищей, угодивших в лечебницу. Но более всего монолитаям нравилось просто слоняться по лагерю, обязательно повязав на шею наградные платки и нацепив золотые фалеры. Весть о событиях в Ристалищах иргамовского города Тедоус быстро распространилась по всем партикулам, правда, не без помощи самих же участников происшедшего. Теперь восхищенным речам не было предела, восторженные похвалы сыпались со всех сторон. Однажды в расположение «неуязвимых» явились лаги, которые «пленили» ДозирЭ, Тафилуса и Идала. Дикари, в соответствии со своими обычаями, принесли откуп и долго оправдывались: каждый из пришедших произнес длинную речь, исковеркав, насколько было возможно, авидронский язык и бесконечно утомив слушателей. После этого растроганные монолитаи предложили испробовать откуп, в который, помимо тяжелой связки ушей иргамовских воинов, входили еще пять бочонков великолепного пенистого бродила. В шумный пир вовлекли многих. Воины пели и танцевали до поздней ночи, да так невоздержанно, что появился взбешенный Эгасс в окружении своих хмурых телохранителей. Узнав же, в чем причина шума, он и сам испил несколько емких чаш: партикулис-то знал, как тяжело Авидронии достался союз с лагами и насколько важно всемерно укреплять дружбу между авидронским воинством и этими непростыми людьми, замкнутыми и подозрительными. Лаги ушли лишь с наступлением утра, когда бочонки опустели, а дружба между двумя народами заметно окрепла.
На следующий день о происшедшем доложили Инфекту, который остался весьма доволен этими событиями, призвал Эгасса, поблагодарил его и поручил устроить ответный визит, распорядившись выделить для этого всё необходимое. Так ДозирЭ, Тафилус и Идал вдруг оказались наделены чрезвычайными посольскими полномочиями, во исполнение которых им предстояло устранить «снизу» некоторую натянутость в отношениях между союзническими армиями, с которой ничего не могли поделать церемонные и велеречивые вельможные мужи. Друзьям это пришлось по вкусу, хотя в иные моменты им крепко доставалось — уж больно много бродила выпивали лаги за один присест, а отставать негоже.
Сто третьего года седьмого дня двенадцатого месяца более половины авидронов вместе со своими повозками и лагерным имуществом, а также с частью метательных механизмов покинули кадишскую стоянку и ушли в неизвестном направлении. Обстрел крепости почти прекратился, на валах остались только немногочисленные наблюдатели. Иргамы отнеслись к неожиданному известию настороженно и усилили охранение на стенах. Однако на позициях осаждающих вспыхнули высокие костры, заиграли лючины и начался грандиозный пир. С наружных башен Кадиша воины Тхарихиба собственными глазами видели, как авидроны поглощают немыслимое количество дурманящих напитков и пожирают жареных буйволов, оленей и кабанов. Тут только иргамы поняли, что противник ликует в честь первого дня Примирения со злыми духами — старинного авидронского праздника, который обычно сопровождается щедрыми жертвоприношениями и неумеренным чревоугодием.
Авидронские воины пировали до глубокой ночи, распевая песни и танцуя вокруг костров, а потом, пошатываясь, разошлись по шатрам, а многие так и остались лежать там, где бражничали. Шум стих, огни погасли, авидронский лагерь уснул крепким сном, а подозрительные иргамы всю ночь просидели настороже.
На следующий день метательные механизмы осаждавших не послали в сторону кадишских стен ни одного снаряда. С утра воины Инфекта проводили атлетические состязания, соревнуясь в силе и ловкости. Сначала около тысячи бегунов пробежали наперегонки вокруг Кадиша, потом тот же путь проделали всадники и колесницы. После кулачных боев сошлись на смерть капроносы, далее сражались боевые слоны, а потом определяли сильнейших среди лучников, пращников, копьеметателей и дискометателей. Затем устроили собачьи бои. На исходе дня авидроны принялись вновь трапезничать, но на этот раз размах пиршества превзошел все мыслимые и немыслимые пределы. Вина и нектары лились рекой, казалось, поглощались целые стада, вокруг костров начались буйные пляски, в которые были вовлечены тысячи захмелевших воинов. Иргамы с мучениями наблюдали за тем, что творилось на позициях авидронов. Несколько цинитов гарнизона умерли на месте, не выдержав мук голода и жажды. Военачальник Дэвастас в гневе предложил атаковать укрепления врага или на худой конец начать стрельбу из уцелевших метательных механизмов, но высшие военачальники воспротивились: авидроны несомненно ответят, а гарнизон, после многомесячного обстрела, так нуждается в передышке.
Иргамовские наблюдатели на башнях еще вчера заметили, что авидронский Инфект и его главные военачальники снялись с лагеря и со своими отрядами покинули расположение войск. Сегодня слухачи, которые разбирались в авидронских военных сигналах, сообщили, что осаждающих осталось не больше ста пятидесяти тысяч, и часть из них, по крайней мере двадцать партикул, играли сигнал к походу, готовясь оставить кадишские позиции. Всё это окончательно успокоило военачальников гарнизона, в их умы вселилась надежда, что Алеклия отчаялся взять Кадиш и теперь прибегнет к спокойной длительной осаде, которая не предполагает обстрелов и штурмов. Дикий же размах авидронского гульбища окончательно убедил иргамов, что можно наконец отдохнуть, не опасаясь нечаянного нападения.
Ночь выдалась дождливая, ветреная. Тучи плотной пеленой отделили звезды и Хомею от земли, и ничего не было видно в трех шагах.
Под покровом темноты к Кадишу возвратились налегке все авидронские армии. Они прятались неподалеку, в лесах, дожидаясь благоприятного момента. Плотный ливень заглушил лязг железа и негромкие команды, а лючинами, калатушами и трубами для передачи сигналов пользоваться было запрещено. Из шатров вышли в полном вооружении те, кому, после долгих возлияний, полагалось спать мертвым сном. Все они были трезвы и соблюдали четкий порядок.
Глубокой ночью, в полной тишине, авидроны со всех сторон подобрались к стенам и по единому сигналу бросились на штурм. Началось сражение, где обе стороны бились с такой ожесточенностью, что впоследствии летописцы называли его не иначе как Великий штурм, а еще Кровавый штурм.
Партикуле Эгасса достался небольшой участок от башни до башни шириной сто тридцать шагов. Укрепления в этом месте были сильно повреждены, а башни изуродованы, но само основание стены не подверглось разрушению, а во многих местах, там, где было всё разбито, появился новый бруствер, сложенный из каменных осколков, и между ними новые бойницы.
Сначала к стене выдвинулись, прикрывшись осадными щитами, лучники и пращники. Прошли они крытыми траншеями, залитыми дождевыми потоками. После них появились мастеровые и быстро соорудили осадные навесы и передвижные заграждения. На стенах показались иргамы, и из бойниц полетели зажженные стрелы, камни и дротики. Метатели Эгасса, которых собралось у стен не менее полутысячи, дружно ответили. Авидронские зангнияметатели разожгли огни и подпалили свои стеклянные шары. Через мгновение стена полыхнула во многих местах, и место сражения осветилось, будто был яркий день.