Шерлин
Шрифт:
Во время остановок или Триш, или чуть подобревшая Мэл рассказывали нам с Лоттой то, о чем мы бы при других обстоятельствах не узнали. В основном это касалось быта циркачей и этой конкретной труппы в частности. А флёром сквозь эти рассказы просачивался образ того самого королевства Шарадез, с которым ни Шарлотт, ни тем более я знакомы не были.
Так стало ясно, что не зря труппа показалась мне странно маленькой и какой-то неказистой.
Еще несколько месяцев назад Фрэнку подчинялось более полусотни человек. Были в труппе и фокусники, и жонглеры, и даже дрессировщик, чей белый пони умел выполнять нехитрые трюки за кусочек морковки.
— Разрешение для труппы стоит денег, — поясняла Триш, — и без него выступать нельзя. А Фрэнк в свое время ждал целых две недели, пока ему выдали соответствующие документы и особый знак. Штраф за выступление без разрешения больше стоимости разрешения.
Разрешение требовалось не только для выступлений, но и для путешествий.
Имея на руках свидетельство о том, что вереница повозок не какие-то праздные путешественники, циркачи имели право до недели жить на любом клочке земли в радиусе километра от трактов королевства. Исключение делалось только для пахотных земель. При этом циркачи имели особое разрешение брать на этой территории плоды, дичь и рыбу, не спрашивая владельца земли и не компенсируя жителям потери. Естественно, это опять же не касалось пахотной земли, домашнего скота, искусственных садков для выращивания рыбы и меда как от диких, так и домашних пчел.
Но труппа Фрэнка, как и многие циркачи по всему королевству, почти не занималась собирательством или охотой. Это отнимало силы. Да и само это занятие, требовавшее выдержки, раздражало.
Первые пару дней я смирно съедала свою порцию утренней каши и вечернего печеного картофеля, радуясь пресному чаю с каким-то странным привкусом во время полуденной стоянки. Потом я стала собирать не только хворост для костров, который мы вязанками прикручивали к бокам кибиток, но и что-то еще. То целую охапку малиновых веток, то пучок дикого чеснока, то какие-то грибы.
Грибы в первый же вечер я насадила на веточки и запекла над костром, вызвав у попутчиков радостный ажиотаж. Мы с Лоттой ограничились парой грибочков, после всех наших тягот ощущая легкую ненависть к этому подарку леса, а вот троица наших новых знакомых умяла угощение за милую душу, всем видом демонстрируя, как им осточертели пустая крупа и картофель с одной лишь солью. А уж отвар малиновых листьев стал вершиной успеха.
С тех пор днем и вечером я искала какое-то дополнение к нашему рациону, потчуя коллег то супами из дикого щавеля и кресс-салата, то лепешками из трав, то ухой, когда мне удалось поймать рыбину в речушке.
Триш в шутку называла меня добытчицей, а я лишь отмахивалась. Оголодать мы не могли, но на пустой каше ни желудок, ни голова работать не хотят, а нам с Лоттой были необходимы силы на будущее.
С девушкой приходилось сложнее всего. Путешествие ее угнетало, и большую часть дня Шарлотт спала в кибитке или вяло пялилась на окрестности, устроившись на облучке рядом со мной. Я отслеживала ее состояние, предчувствуя, что долго она не выдержит.
Дома я бы подсунула ей какую-нибудь книжечку с юмором или приключениями, сериал или кино. А ко всему этому делу большую шоколадку и чашку очень сладкого чая. Но я терялась при мысли, что мне придется лечить чужую апатию без привычных средств.
В один из дней я набрела на несколько кустиков сладкого картофеля. В тот вечер вместо обычной картошки у нас был батат. Разломав горячий клубень пополам, мякоть достаточно было просто выдавить из шкурки. Хотя я и не рассчитывала, но картофель на самом деле оказался очень сладким. Этот внезапный десерт вместо ужина так нас всех взбодрил, что еще три дня все с улыбками его вспоминали.
Все оставшееся время я оттачивала образ и несколько танцев, стараясь не думать о том, что с ними мне предстоит выступать перед зрителями за деньги. Триш и Мэл хвалили, Лотта научилась отбивать нужный мне ритм, но я все больше и больше нервничала.
По истечению недели, когда мы уже подъезжали к первому городу, где мне предстояло выступить, я начала осознавать, что кроме общей нервозности у меня вновь появилась та неспособность полностью себя контролировать, которая самую малость проявила себя в доме графа и сразу после пожара. Нервничая еще больше, я старалась как можно меньше проводить времени среди попутчиков, опасаясь, что они заметят, как меня бросает то в игривую бесшабашность, то в немотивированный хохот, а то и вовсе в почти неконтролируемую ярость. Мне даже стало тяжело управлять кибиткой. То и дело внезапно возникало желание все бросить и или сломать механизм, или разрыдаться.
Я не стала скрывать перемены от Шарлотт, подробно ей обо всем рассказав. Возможно, зря, но в случае чего мне могла потребоваться помощь или защита, а в одиночку с чем-то подобным не справиться.
Я старалась держать собственные эмоции под контролем, но порой Шарлотт замечала, как мои глаза начинают светлеть, становясь почти золотистыми. Я пыталась скрывать этот факт, но длинный плащ днем вызывал бы вопросы, поэтому до самых городских окраин, где мы встали лагерем, я не расставалась с найденной в кибитке потертой шляпой. От нее попахивало табаком и полынью, но я терпела.
ГЛАВА 9
— Нельзя, — шептала я, медленно заводя кибитку в один ряд с другими и стараясь не психовать. — Нельзя никому показывать, что я дурная истеричка. Циркачи чем-нибудь смогут это объяснить и как-нибудь примут странную Лину, но перед горожанами опасно светить свои странности.
Слова не особо помогали, но что оставалось делать? Мои глаза все чаще меняли цвет и оставались такими надолго. Приходилось надеяться, что во время представления люди будут глазеть на тело, а не на лицо.
— Лотта, — позвала я, заглядывая в кибитку, — найди мне какую-нибудь маску.
Девушка прикусила губу, а потом кивнула — ее мой внешний вид волновал не меньше. Иногда по ночам мы лежали обнявшись и пытались сообразить, чем же меня наградила Марвилет. А еще страшились того, что об этом узнают. Но Лотта всякий раз напоминала, что ни один законопослушный маг в королевстве не сможет обнаружить мои странности, если их не демонстрировать. На подобное способны указать только маги незаконные, то есть ведьмы и колдуны, а никто в этом не признается, если не хочет попасть под арест. Поэтому опасаться мне особо нечего. Если буду осторожна, то никто не заявится с обвинениями.