Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник)
Шрифт:
Перед тем как отправиться спать, Холмс зашел в свою спальню и вернулся с двумя пакетами, которые вручил мне.
– Полночь уже миновала. Это для вас, Уотсон, – небольшие рождественские сувениры, – молвил он.
– Ах, благодарю вас, Холмс, – удивленно воскликнул я, разворачивая подарки.
В одном пакете была коробка моего любимого табака, а в другом большая записная книжка в красном кожаном переплете, с моими инициалами, оттиснутыми в золоте, в правом нижнем углу.
– Это для вашей хроники по делу Дракулы, – объяснил Холмс. – История, для которой мир еще не подготовлен, поэтому ваши записи не должны пока разглашаться.
Я
– Поскольку сейчас время подарков, примите, пожалуйста, это с наилучшими пожеланиями, – сказал я, доставая из ящика бюро небольшой пакет и вручая его Холмсу.
– Спасибо, Уотсон, – произнес он, развернув подарок и увидев, что это очередная трубка для его коллекции. – Пенковая трубка. Такую я еще не пробовал. Буду предвкушать первую утреннюю затяжку, а сейчас я порядком устал, так что пожелаю вам спокойной ночи.
Взволнованный этой встречей, я совсем не хотел спать, поэтому налил себе бренди и уселся к камину, наблюдая за пролетающими мимо окон снежинками и размышляя над необычайными событиями, которыми завершилось наше недавнее приключение. А потом, в ранние часы рождественского утра 1888 года, я принялся заносить в новую тетрадь с красным кожаным переплетом первые записи ужасающей истории, которую я решил озаглавить «Шерлок Холмс идет по кровавым следам».
Шерлок Холмс и дело о папирусе
Пролог
Судьба с изумительной причудливостью создает череду событий, которые изначально на первый взгляд как будто бы совершенно не связаны между собой, и только потом, по прошествии времени, понимаешь, что они, словно звенья, соединяются в цепь. Мой друг Шерлок Холмс отличался удивительной проницательностью. Он мог не только обнаружить подобную неочевидную связь между событиями, но и предсказать, как они будут развиваться в дальнейшем. Вне всякого сомнения, важная способность для детектива. Однако в деле о папирусе даже ему поначалу не удалось усмотреть связи между странной чередой происшествий, втянувших нас в расследование одного из самых сложных дел, с которыми нам доводилось сталкиваться.
Чтобы рассказать об этом деле во всех подробностях, мне придется обратиться к записям в моем дневнике, которые я сделал примерно за год до убийств и кражи папируса. Первое звено в цепи событий было выковано в начале мая, в год возвращения Холмса из заграницы, после всего того, что случилось в Рейхенбахе. Насколько я помню, все началось во вторник. На дворе стояла мрачная, пасмурная погода, пришедшая на смену солнечному дню, радовавшему нас накануне, и наводившая на мысль о том, что мы обманулись в наших ожиданиях и весны ждать еще долго. Большую часть дня я провел в своем клубе, где играл в бильярд с Тарстоном. Ушел я оттуда в пять вечера, когда хмурый день уже сменялся не менее угрюмым вечером. Вернувшись домой на Бейкер-стрит, я плеснул в бокал бренди – некую компенсацию себе за то, что проигрался в пух и прах, после чего сел у камина напротив Холмса. Мой друг, машинально листавший газету, вдруг со вздохом швырнул ее на пол и небрежно обратился ко мне:
– Скажите, Уотсон, не хотели бы вы составить мне компанию сегодня вечером? – Несмотря на скучающий тон, которым был задан вопрос, от моего внимания не ускользнула озорная искорка, на мгновение мелькнувшая в глазах Холмса. – Видите ли, мне назначена встреча в Кенсингтоне. Там
– Ну конечно же, друг мой, – с легкостью согласился я и, хлебнув бренди, вытянул ноги у огня.
Бесстрастность, с которой я произнес эти слова, показалось Холмсу забавной.
– Браво, Уотсон, браво! – тихо рассмеялся он. – А ведь мое предложение вас заинтриговало! Сильно заинтриговало, но вы и виду не подали! Вы стали куда сдержаннее.
– Мне есть у кого поучиться сдержанности.
Холмс изогнул брови в деланном изумлении.
– Впрочем, существует и другое объяснение моей реакции на ваши слова, – язвительно добавил я. – Все дело в том, что я начал привыкать к сюрпризам, что вы мне преподносите, и нелепостям, которые принужден от вас выслушивать.
– Нелепостям… – сияя, повторил за мной Холмс и потер руки. – Ну и ну! И тем не менее только что я сказал вам чистую правду.
– Значит, вы настаиваете на том, что собираетесь пообщаться с мертвыми? – недоверчиво спросил я.
– Я, друг мой, собираюсь принять участие в спиритическом сеансе.
– Вы что, шутите? – не поверил я своим ушам.
– Разумеется, нет. Ровно в половину десятого вечера у меня назначена встреча с мистером Юрайей Хокшоу, медиумом, предсказателем-ясновидцем и духовным наставником. Он заверил меня, что попытается установить контакт с духом моей любезной почившей тетушки Софи. Отчего же мне не захватить с собой на сеанс друга?
– Я и не подозревал, что у вас была тетка… Холмс, вы ведь неспроста собрались на этот сеанс?
– Вы, как всегда, проницательны, – ухмыльнулся Холмс и кинул взгляд на часы, которые извлек из кармана жилетки. – Ага, времени как раз, чтобы привести себя в порядок перед выходом. Ну, так как? Пойдете со мной или нет?
Некоторое время спустя, когда мы уже ехали в грохочущем экипаже по окутанным сумраком лондонским улицам, Холмс наконец соизволил внятно объяснить, зачем ему понадобился спиритический сеанс.
– Я хочу оказать услугу своему брату Майкрофту. У него есть друг, сэр Роберт Хайт, у которого недавно в кораблекрушении погиб сын. Сэр Роберт души не чаял в сыне, и его смерть стала страшным ударом. И вот представьте себе, едва только душевная рана стала заживать, как к безутешному отцу является этот самый Хокшоу и заявляет, что ему удалось вступить в контакт с духом сына сэра Роберта.
– Что за вздор!
– Я полностью разделяю ваше возмущение, Уотсон. Однако несчастного отца тоже можно понять. Он инстинктивно ухватился за Хокшоу, словно утопающий за соломинку. Когда человек находится в отчаянном положении, ему свойственно забывать о логике и рассудке, на смену которым приходят надежды и грезы. Насколько я понимаю, этот жулик Юрайя Хокшоу оказался весьма убедительным.
– Жулик?
– Именно так считает Майкрофт. Хокшоу – один из многочисленных шарлатанов, которые дурачат доверчивых людей, устраивая нелепый спектакль и таким манером выманивая у них деньги. Майкрофт опасается, что в нашем случае дело может зайти слишком далеко. Хайт в курсе многих дел, являющихся государственной тайной. А кроме того, Майкрофт просто-напросто сочувствует бедолаге и не желает, чтобы того водили за нос и дальше.
– И какая же роль в этом деле отведена вам?
– Мне предстоит разоблачить медиума. Как говорится, сорвать с него маску и доказать, что он пройдоха и мошенник.