Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник)
Шрифт:
– Надеюсь, старина, мой ночной концерт не потревожил вас, – тихо промолвил он. В его голосе я услышал искреннюю озабоченность.
– Нет, нисколько.
Холмс повернулся ко мне с широкой улыбкой.
– Вот и славно. Брамс хорош не только для души – он и ум приводит в порядок. Помогает мне прийти к согласию с реальным миром, увидеть связь между случайными событиями… фактами… – На мгновение его лицо омрачилось, а брови нахмурились. Холмс забыл о моем присутствии, сейчас он обращался скорее не ко мне, а к самому себе. Вдруг он вновь улыбнулся, и его улыбка была подобна появляющемуся из-за
– В этом деле все не так, как кажется на первый взгляд, Уотсон, – сказал он, сев напротив меня.
Взяв в руки кочергу, он подался вперед и помешал в камине тлеющие угли, которые на мгновение вспыхнули ярче, залив лицо моего друга янтарным светом.
– Плывуны и зыбучие пески… Они перемещаются каждый день. Кругом обман и мошенничество. Плуты. От Сетафа до…
– Может, вы хотите рассказать все с самого начала?
– Вне всякого сомнения, для того, чтобы вы написали об этом очередной рассказ.
– Я просто хотел, чтобы вы поделились со мной гнетущим вас бременем, – спокойно ответил я.
– Вы славный малый, Уотсон. Порой я недооцениваю вас.
– Именно так.
– Куда же мне без моего биографа, – тихо произнес Холмс и грустно усмехнулся.
Несколько мгновений он сидел неподвижно, напоминая восковую статую из музея мадам Тюссо. Потом, сардонически усмехнувшись, потер руки, откинулся в кресле и принялся рассказывать о «Книге мертвых» и тех, кто ее отыскал.
Когда я вернулся обратно в свою комнату, мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Мне казалось, что прежде я стоял у окна и наблюдал события, происходящие за ним, сквозь тюлевую занавеску, а потом пришел Холмс и отдернул ее, продемонстрировав истинное положение вещей, весьма отличное от того, что я предполагал. Благодаря выдающимся аналитическим способностям Холмсу удалось докопаться до сути и объяснить мне, что действующие лица разворачивающегося перед нами спектакля обладают совсем иными характерами и движимы иными мотивами, нежели те, что я им изначально приписывал. Все это стало для меня совершеннейшим откровением, которое не давало мне уснуть до зари.
На следующее утро я завтракал с мисс Эндрюс. Холмс пропал.
– Ушел куда-то спозаранку, – ответила миссис Хадсон, когда девушка поинтересовалась, где мой друг. – Он так часто поступает, когда занимается расследованием. Правда, доктор Уотсон?
Я с глупым видом кивнул и проглотил кусочек тоста.
– Он сказал мне, что вернется к полудню. Что-нибудь еще, милочка? Хотите еще яйцо? Или, может быть, тост?
Мисс Эндрюс лишь покачала головой.
Стоило миссис Хадсон удалиться, как девушка с расстроенным видом вскочила из-за стола.
– Ну куда же он делся? Почему не предупредил нас, что у него какие-то дела? – воскликнула она.
Я не смог сдержаться и улыбнулся ее наивности:
– Именно так всегда ведет себя Шерлок Холмс, когда расследует дело. Видите ли, он не любит доверяться другим. Он рассказывает только то, что считает нужным, и только тогда, когда считает нужным. Я знаком с ним вот уже много лет, и он до сих пор предпочитает держать
Судя по рассерженному выражению лица мисс Эндрюс, мое объяснение ее нисколько не удовлетворило. Возмущенно фыркнув, она быстрым шагом подошла к окну и глянула на улицу. Я посмотрел на часы.
– Уже почти девять, – сказал я, – мне пора в туристическое агентство. Оставайтесь здесь и ждите моего возвращения. Тут вам ничто не угрожает. Если что-нибудь понадобится, позовите миссис Хадсон.
Девушка отдернула тюлевую занавеску и прислонилась лбом к холодному стеклу окна.
– Не беспокойтесь доктор, – тихо сказала она с ноткой сарказма в голосе, – я буду паинькой и дождусь вашего возвращения.
Мне никогда не доставляло удовольствия лгать женщине, даже когда это было важно для дела. Вот и сейчас, несмотря на заверения Холмса, что иного выхода у нас нет, я чувствовал себя крайне неуютно. Уходя из дома, я, подобно злодею, ежился под внимательным взглядом мисс Эндрюс. Понимая, что должен выполнить поручение друга, я остановил кэб и куда громче обычного объявил, что желаю поскорее добраться до туристического агентства Кука. Садясь в кэб, я увидел местного курьера Скойлса, который приветливо мне помахал.
Когда кэб свернул на Оксфорд-стрит, я подался вперед и назвал извозчику совсем иной адрес.
– Значит, вояж отменяется? – нахмурившись, спросил он.
Я робко кивнул.
Через полчаса мы с Холмсом, как и договаривались, встретились на ступеньках Британского музея. Несмотря на бессонную ночь, мой друг выглядел свежим и отдохнувшим. Его глаза горели от возбуждения. Я рассказал ему о диалоге с мисс Эндрюс, состоявшемся за завтраком, и Холмс расплылся в широкой улыбке.
– Как же приятно осознавать, что можешь спутать злоумышленникам карты, – воскликнул он и, повернувшись, поспешил к входу в музей.
Нет ничего странного в том, что сэр Чарльз Паджеттер был крайне удивлен нас увидеть, ведь с нашей предыдущей встречи прошло совсем немного времени.
– Мне крайне неловко снова отрывать вас от работы, – как можно более искренно произнес мой друг, – но нам снова нужна ваша помощь, без которой дальнейшие поиски папируса не представляются возможными.
Египтолог, кивнув, развел руки в стороны, будто бы раскрыл объятья:
– Любезнейший, я полностью к вашим услугам. Я готов вам рассказать буквально все что угодно, если это поможет вернуть папирус.
– В таком случае скажите, пожалуйста, что случилось после завершения раскопок гробницы, обнаруженной Джорджем Фавершемом и Алистером Эндрюсом. Все ли находки, обнаруженные там, были переданы в Британский музей?
– По большей части да.
– По большей части, говорите? Значит, не все? – В голосе Холмса звучала такая настойчивость, что сэр Чарльз озабоченно нахмурился.
– Кое-что осталось в Египте, – промолвил ученый, тщательно подбирая слова. – Эти предметы не представляли для нас никакого интереса. По просьбе Фавершема кое-что из находок оставили ему, взяв с него обещание, что он по первому требованию передаст их музею, буде мы пожелаем их выставить.