Шерлок Холмс и крест короля
Шрифт:
— Я услышал, что вы проснулись, — негромко сказал он. — Боюсь, возле клуба анархистов, точнее, в двухстах ярдах от него затевается нечто не вполне безобидное. Кажется, вот-вот начнется мятеж. По сведениям, полученным сержантом Атертоном, заговорщики намерены уничтожить как можно больше полицейских и государственных служащих, причем высокопоставленных. Иными словами, готовятся политические убийства под покровом всеобщих волнений. Для первого пригодятся винтовки, для остального — пистолеты.
— Что вы собираетесь делать? — спросил я, откручивая крепления пресса для брюк.
— Здесь майор Фредерик Вудхаус из военного министерства. По пути он заехал
— Они поедут к месту мятежа, и вы с ними?
В свете газовой лампы профиль Шерлока Холмса казался особенно четким и утонченным.
— Да, старина, прямо сейчас. К нам присоединится капитан шотландских гвардейцев. Их полк стоит совсем близко, в Тауэре, а собственными силами полиции, боюсь, не обойтись. В машине нет больше мест, поэтому вам придется как можно скорее выехать следом. Возьмите кеб от станции метрополитена до полицейского отделения Степни. Оно располагается близ Коммершиал-роуд. Обратитесь к дежурному сержанту. Он скажет вам, где нас найти.
Холмс вышел. Послышались голоса и шаги посетителей, спускающихся вслед за ним к входной двери. Я взглянул на свои часы: стрелки показывали пять минут пятого. Через десять минут я уже мчался по Бейкер-стрит к метро. На стоянке кебов дремал один-единственный возница, встрепенувшийся при моем появлении.
Вдоль безлюдных, словно вымерших, улиц тянулись ряды тусклых фонарей. Менее чем за полчаса мы добрались до Коммершиал-роуд. Велев кебмену подождать, я поднялся по ступенькам, освещенным синей полицейской лампой. А за порогом мне почудилось, будто я нахожусь в фойе театра «Альгамбра» за пять минут до начала представления. Работа кипела, полицейские возбужденно сновали туда-сюда. Я с трудом пробрался к стойке дежурного сержанта, и в ответ на мой вопрос он произнес два слова, которым вскоре суждено было облететь весь мир:
— Сидней-стрит.
Точного адреса мне не сообщили. Да был ли он нужен, если хотя бы половина из того, что сказал Холмс, соответствовала действительности? Кебмен провез меня еще с полмили: до полуразрушенного здания клуба анархистов и дальше по Хокинс-стрит. Там пришлось остановиться — на дорогу вышел констебль в каске и помахал фонарем с выпуклыми стеклами, в свете которого кружились снежинки. Следов других экипажей видно не было.
— Проезда нет, сэр, — сказал полисмен, заглядывая в окно. — Улица перекрыта. Если вам на запад, то придется повернуть обратно и ехать по Коммершиал-роуд.
— Я доктор Джон Ватсон. Меня ждет Шерлок Холмс. Насколько мне известно, он сейчас с майором Вудхаусом и мистером Черчиллем.
— Тогда другое дело. Не удивлюсь, если вы сегодня понадобитесь.
С этими словами констебль открыл дверцу кеба. Я заплатил вознице и пошел за своим провожатым по припорошенной снегом дороге. Медицинского чемоданчика я с собой не захватил, однако пока не видел и не слышал ничего такого, что заставило бы меня пожалеть о своей непредусмотрительности. Револьвера в кармане тоже не оказалось.
Часы пробили пять. Сидней-стрит выглядела зловеще — вероятно, из-за падающего снега, но мрачные предчувствия, скорее, внушал строй полицейских, стоящих в боковом переулке совершенно неподвижно и безмолвно. Если это начало анархо-коммунистической революции, подумал я, то у нее есть шанс остаться в истории событием, прошедшим в гробовой тишине.
Мы добрались до поворота. Здесь ширина Сидней-стрит достигала по меньшей мере сорока футов. По обеим сторонам тянулись сомкнутые ряды одинаковых краснокирпичных коттеджей — тут жили рабочие. Сейчас центром внимания стали восемь доходных домов Мартина, выстроенных десять лет назад и названных по имени владельца. В каждом было с десяток комнат. Задние окна выходили на неухоженные дворики, кривые сараи и тропинки. С одной стороны участки отгораживал от улицы деревянный забор с воротами и выцветшей надписью: «Исаак Дикхольц. Торговля углем и перевозка грузов». Первые этажи некоторых домов занимали магазинчики с выкрашенными облупленной черной краской стенами и зарешеченными окнами.
Севернее, на следующем перекрестке, стояли здания пивоварни Манна и Кроссмана, а за ними располагался двор с конюшнями. Его грузовые ворота также были видны из доходных домов Мартина. Южнее, на углу, но с другой стороны, находился паб «Восходящее солнце», к которому мы сейчас приближались. Плоская крыша питейного заведения и градирня пивоваренного завода представляли собой прекрасные наблюдательные посты, откуда Сидней-стрит просматривалась в обоих направлениях.
Убийцы-анархисты по-прежнему ничем не выдавали своего присутствия. В слабом утреннем свете фонарей темнели силуэты безмолвствующих полицейских, перекрывших улицу с двух концов. Кордоны стояли в боковых переулках, чтобы их нельзя было заметить из окон дома номер 100, который вызывал наибольшие опасения. Там вполне могли прятаться пятьдесят человек, вооруженных и готовых сражаться насмерть.
По задворкам жилых зданий вилась дорожка. По ней шли двое полицейских в мундирах, а между ними — молодая женщина, босая и полураздетая. Я уставился на них во все глаза.
— Из домов Мартина выводят мирных жителей. — Голос Шерлока Холмса раздался у меня над ухом так неожиданно, что я вздрогнул — мой друг, как всегда, подкрался совершенно бесшумно. — Здесь министр внутренних дел и майор Вудхаус, — шепнул он, — но, повторяю, об этом никто, кроме вас и меня, не должен знать. Иначе каждый лондонский репортер будет путаться под ногами и привлекать к высокопоставленным лицам внимание врага.
Холмс предложил отойти к перекрестку. Теперь мы стояли под окнами «Восходящего солнца», напротив домов Мартина.
— Сколько здесь вооруженных анархистов? — поинтересовался я.
— Точно неизвестно. Мы знаем двоих: Сварса и Соколова по прозвищу Хромой. Они, как выяснилось, не уехали в Россию, и оба весьма недурно стреляют. У них может быть внушительное подкрепление. Пятков, если он с ними, будет руководить операцией.
— А полиция?
— Сюда направляется Лестрейд, но здесь нужны стрелки, которых у Скотленд-Ярда нет. Двадцать или тридцать констеблей заняли позиции в домах на дальнем конце улицы, на крышах пивоварни и паба. Вооружены лишь немногие из них, что никуда не годится.
— А мистер Черчилль?
Холмс усмехнулся.
— Он принял командование у комиссара полиции. Как сказал майор Вудхаус, «Уинстон предпочитает открытый бой». Военному министру отправили телеграмму с просьбой немедленно освободить отряд шотландских гвардейцев от несения службы в Тауэре. Это тоже только для ваших ушей, хотя уже через час солдаты будут здесь.
Мы стали ощупью пробираться вверх по слабо освещенной лестнице «Восходящего солнца». «Открытый бой, шотландские гвардейцы… Не устраиваем ли мы много шуму из ничего?» — подумалось мне. Когда мы выбрались на крышу, пробило пять с четвертью. Я припомнил, что в это время года светает не раньше восьми.