Шерлок Холмс и Сердце Азии
Шрифт:
– Да, я слышал об этом, громкая история, – прокомментировал Воронцов-Дашков, – но к смерти госпожи Алексеевой вряд ли имеет отношение.
Симс взял из моих рук письмо, придирчиво осмотрел его, понюхал и положил на место.
– Ничто не указывает на насильственную смерть, впрочем, на самоубийство тоже, – огласил он свой вердикт.
Начальник дворцовой полиции и министр двора вздохнули с облегчением.
– Значит, так и запишем, – проговорил обер-полицмейстер, – «скоропостижная смерть от естественных причин».
– А что будет с телом? –
– Положат в гроб и поставят в Малой церкви.
– Это обычная практика?
– Да, два дня постоит, на третий – отпевание и похороны, – ответил начальник дворцовой полиции.
– Не смею вас больше задерживать, – сказал нам с Симсом министр двора. – Кстати, господа, не соблаговолите ли прийти на час раньше указанного ее величеством времени, я рассчитываю к утру получить часть тех сведений, что вы просили.
И мы отправились по домам. Было три часа ночи, снова рассвело. Я скорбел и плакал.
Утром, как и просил министр двора, мы с Симсом явились во дворец несколько раньше. Я в своем обычном виде. Симс же загримировался под Карла Эдуардовича Болина, который, судя по тому, как выглядел теперь английский детектив, был пожилым господином с большим количеством разнообразной растительности на голове и лице. Насколько Симс походил на оригинал, я судить не мог, ибо никогда не встречал главного придворного ювелира. Мне оставалось лишь наблюдать реакцию тех, кто его знал.
Карета Воронцова-Дашкова подъехала к министерскому крыльцу одновременно с нашим экипажем. Министр вышел и удивленно воззрился на моего спутника.
– Это ведь мистер Симс, а не Карл Эдуардович Болин, – полувопросительно-полуутвердительно обратился он ко мне.
– Вне всякого сомнения, – ответил я.
– Что ж, во всяком случае, в деле грима он действительно мастер.
В кабинете министра нас ожидали новости.
Дежурный помощник подавал нам бумаги. Я с листа переводил Симсу содержание каждого документа и откладывал в сторону.
О княгине Юрьевской выяснилось, что после гибели государя она вступила во владение ценными бумагами на сумму три миллиона рублей. Бумаги эти были положены на ее имя графом Адлербергом, прежним министром двора, что и подтверждалось им лично. Вскоре после прибытия в Ниццу княгиня носила на оценку местному ювелиру неустановленные драгоценности. С ювелиром проводится работа, вскоре поступит информация о том, что, это были за драгоценности. За княгиней остались наследственные и пожалованные земли и имения, которые находятся в управлении и с которых она получает регулярный доход. Из всего этого напрашивался вывод, что, хоть княгиня и богата, неустановленные драгоценности вполне могли быть украденными из дворца бриллиантами. Обыск, который провели жандармы в доме княгини в ее отсутствие, показал, что там хранятся дорогостоящая диадема и другие бриллиантовые украшения.
– Даниловский сейчас сверяет описание этих украшений с теми подарками, что княгиня получила от императора официально, – пояснил министр. – Однако ничего похожего на пропавшие бриллианты в доме не обнаружено.
– Это ничего не значит, – заметил Симс, – жандармы могли не найти тайник.
– Могли, – согласился граф.
– Таким образом, исключать княгиню из списка подозреваемых нельзя, – резюмировал Симс.
– Что касается связей, то французские газеты сообщали, что недавно княгиня тяжело пережила разрыв с одним из блестящих европейских аристократов, за которого, судя по всему, рассчитывала выйти замуж.
– Это интересно, – пробормотал Симс.
Списки приобретенных скупками драгоценностей пока не поступили.
Далее мы с Симсом изучили список служащих дворца. Из роты инвалидов за последние два года никто уволен не был. Инвалиды характеризовались как исключительно трудолюбивые и порядочные. За мелкие кражи были отданы в солдаты два молодых лакея, умерла фрейлина девица Головкина 86 лет, вышла замуж и уволилась прачка. Для обслуги последний год выдался спокойным, из господского сословия во дворце жили только фрейлины, ни балов, ни приемов не было, так что никто не выбывал и не увольнялся.
– А где сведения о плотнике, который оказался бомбистом, и о погибшем истопнике? – поинтересовался Симс.
– О бомбисте мы как-то не подумали, – почесал затылок помощник министра. – Я направлю запрос жандармам. Они ответят быстро. Хотя в общих чертах я вам и сам обрисую ситуацию. Бомбиста повесили в Одессе месяца два назад, он там участвовал в убийстве местного прокурора. Но жандармов все равно запросим, на всякий случай. А истопник, теперь я отчетливо вспомнил, был найден последним, в самом низу под горой битого кирпича, и, если я правильно помню, его случай долго обсуждали лейб-медики, что-то там было не так. Можем сейчас же позвать и спросить.
Лейб-медик не очень понял, зачем придворному ювелиру сведения об истопнике, но кратко и толково рассказал, что на теле истопника не было следов контузии, какие имелись у погибших от взрыва финляндцев, и был он абсолютно цел, хотя караульных разорвало в клочья, в гробы укладывали, не понимая, где чьи руки-ноги. Умер истопник от удара по голове, видимо, кусок кирпичной кладки упал ему прямо на голову.
– Что же в этом странного? – спросил Симс.
– Странным был угол удара, – пояснил лейб-медик, – будто бы кирпичи не упали сверху, а летели сзади, как пушечный снаряд.
– Или истопник стоял нагнувшись, – подсказал Симс.
– Действительно, он мог наклониться вперед, а тут кирпичи и упали.
– И он даже не обернулся посмотреть, что за шум, – проговорил Симс.
Лейб-медик задумался.
– Мы и тогда никак не могли понять, как так получилось.
Время посещения Бриллиантовой комнаты приближалось. С Петропавловской крепости ударила пушка, отмечая полдень. Вслед за этим в гулких коридорах раздались тяжелые маршевые шаги. Измайловцы покидали свои посты, и на их место заступали финляндцы.