Шерлок Холмс против марсиан
Шрифт:
– Сэр!
Мистер Пфайфер отступил на шаг:
– Драгоценный сэр, ваше участие в прибылях начнется с момента проката! Уже началось! И ваше, доктор! Я жду вас в гостинице – не сегодня, так завтра. В любой удобный для вас день, господа! Сядем за стол переговоров, выпьем по глоточку виски, обсудим условия. Как деловые люди, как джентльмены, наконец…
На половине фразы он растворился в сумерках.
– Человек-невидимка, – растерялся Том. – У вас ничего не пропало, мистер Холмс?
– Пропало, – вместо Холмса ответил доктор. – Авторское право. А еще пропадет чувство самоуважения,
– Вы хищник, друг мой, – рассмеялся Холмс. Он с интересом изучал бричку, откуда без следа исчез кожаный саквояж американца. – Вы – голодный лев. Я заранее сочувствую синематографу Америки.
3. Последний матрос «Сына грома»
Пурпурно-золотистый диск солнца коснулся городских крыш в той стороне, где находился хорошо знакомый мне госпиталь Святого Петра. От домов через улицу протянулись длинные вечерние тени, окно напротив пылало расплавленным золотом, отражая закатный свет. Сумерки тихо спускались на Молдон, накрывая город вечерней прохладой, столь желанной на исходе жаркого июньского дня. Под легким ветерком, задувшим к вечеру с моря, убаюкивающе шелестели ветки яблонь в саду викария. И люди, и природа готовились отойти ко сну. «Что может быть более умиротворяющим и безмятежным, чем летний закат в провинциальном городке?» – невольно подумалось мне.
Даже американец с его контрактом не портил вечера.
Ну, не слишком.
На какую-то минуту мне вдруг представилось, что все вернулось на круги своя. Нет и никогда не было марсиан, войны, хаоса, бегства, трагедии человеческих смертей. Не было грозных и удивительных событий: героической гибели «Сына грома», горящих домов, испуганной девочки, чудесным образом остановившей боевые треножники. Не было шести изматывающих дней и бессонных ночей в госпитале. Все случившееся – сон, причудливый и страшный. Мне ведь почти удалось убедить в этом малютку Дженни! Сейчас я проснусь, и…
– Мистер Холмс! Доктор Ватсон!
Со стороны Хай-стрит, едва не опрокинувшись на повороте, вывернула двуколка, отчаянно грохоча по булыжнику. Увы, сон продолжался. Или, напротив, крик и стук колес, разорвавшие дремотную тишину, вернули меня в реальность?
– Мистер Холмс!
Возница правил стоя, безжалостно нахлестывая лошадей. На фоне садящегося солнца его фигура казалась черной, словно обугленной – и оттого зловещей.
– Доктор Ватсон!
Я уже приготовился отскочить в сторону, не желая попасть под копыта, когда возница осадил лошадь в каких-то трех ярдах от нас. При ближайшем рассмотрении весь его зловещий ореол рассеялся. Возницей оказался взмыленный не меньше лошади молодой солдат. По мальчишескому раскрасневшемуся лицу стекали крупные капли пота, грудь тяжело вздымалась.
– Меня послал капитан Уоллес! – выпалил он, задыхаясь. – Он просит! Вас! Срочно! Прибыть в госпиталь! Святого Петра!
Солдат не говорил, а плевался словами, в паузах судорожно глотая воздух. Создавалось
– И зачем мы понадобились капитану Уоллесу в госпитале? – с невозмутимостью телеграфного столба осведомился Холмс.
– Капитан сказал: он пришел в себя! Вы должны это услышать!
– Кто – «он»?
– Матрос! Матрос с «Сына грома».
– Что ж, думаю, капитан Уоллес не стал бы зря посылать за нами, – мой друг шагнул к бричке. – Едемте, Ватсон. А вы, рядовой, выводите лошадь как следует. Обратно езжайте шагом, а то загоните несчастную кобылу.
Когда мы добрались до госпиталя, солнце уже село, а в окнах затеплились желтые уютные огоньки свечей и ламп. У дверей нас поджидал знакомый по Мут-Холлу сержант с фонарем в руке. Он беспокойно расхаживал взад-вперед. За ним по стене следовала гротескная тень, словно пытаясь заглянуть в окна второго этажа.
– Это вы? Наконец-то! – воскликнул сержант. – Идемте, я вас провожу. Капитан ждет в палате.
Спеша по знакомому гулкому коридору мимо ряда одинаковых высоких дверей, ведущих в палаты, я пытался сообразить, о каком пациенте идет речь. Матрос с «Сына грома»? Но я не помнил такого! Насколько мне было известно, с погибшего миноносца никто не спасся. Если бы обнаружился выживший счастливчик, за шесть дней работы в госпитале я бы непременно узнал о нем.
Мы остановились перед дверью угловой палаты. Здесь еще вчера лежали двое обожженных артиллеристов. Обоих я отправил поездом в Челмсфорд сегодня утром. Что за ерунда?
Сержант деликатно постучал:
– Прибыли Шерлок Холмс и доктор Ватсон, сэр.
– Входите, господа! – раздался из-за двери приглушенный голос Уоллеса.
В палате, кроме капитана, обнаружился доктор Мак-Кормак.
– Он пришел в себя! – уведомил он меня, игнорируя остальных присутствующих. И поспешил понизить голос: – А ведь мы считали его безнадежным!
Все еще не понимая, о каком пациенте идет речь, я глянул через плечо Мак-Кормака на койку. Там лежал совершенно незнакомый мне молодой человек, до пояса укрытый легким одеялом. На груди виднелась тугая повязка, какую обычно накладывают при переломах ребер. Лицо уродовали обширные гематомы недельной давности. Набрякшие черно-фиолетовые вздутия уже начали желтеть по краям, из-за чего парень походил на живой труп. Глаза раненого были открыты, он с интересом переводил взгляд с одного посетителя на другого.
Вторая койка пустовала.
– Что с ним? – поинтересовался я.
– Вы не помните? – изумился Мак-Кормак. – Впрочем, о чем это я?! В последние дни у всех нас было столько работы – разве всех упомнишь? У него сотрясение мозга, переломы четырех ребер, сильнейшие множественные ушибы мягких тканей и внутреннее кровотечение. Признаться, я не думал, что он выкарабкается. Но сегодня утром кровотечение самопроизвольно прекратилось, дыхание сделалось ровнее, и пациент пришел в сознание. Сказал, что очень голоден и умирает от жажды. А когда его покормили и дали напиться, начал рассказывать такое… Сперва я счел его слова бредом помрачившегося рассудка. Но потом все же решил послать за капитаном Уоллесом.