Шерлок Холмс против марсиан
Шрифт:
– Дыши, Дженни. Глубже. Теперь не дыши…
С легкими и бронхами у девочки все было в порядке, характерные шумы и хрипы отсутствовали. То, что физически Дженни вполне здорова, я мог бы сказать и без всякого осмотра – на это моего врачебного опыта хватало с избытком. Но у нас, докторов, есть свои маленькие хитрости. Если отвлечь пациента осмотром, он, как правило, отвечает на вопросы, не задумываясь, и становится куда более разговорчивым. Мне уже доводилось применять эту уловку на практике, в том числе и по отношению к детям.
– …дыши спокойно, медленно.
– Я играла во дворе…
– Играла? Отлично. Дыши глубже. А что было дальше?
– И тут… Как загрохочет! Страшно…
– Все в порядке, Дженни. Ты знаешь, что грохотало? Ты ведь большая девочка…
– Это пушки, я знаю. Я уже слышала.
– Где? Когда?
– Раньше. И тут наш дом… Ну, не наш, а тети Марты и дяди Сайласа…
– Твоих тетю и дядю звали Мартой и Сайласом?
– Ой! Я хотела сказать: тети Молли и дяди Бат… Барт… дяди Бальтазара. Дом весь загорелся, как костер!
– Дыши спокойней, Дженни. Волноваться ни к чему. Все позади, больше этого не повторится. Тебе ничего не угрожает. Представь, что тебе приснился страшный сон. Представила?
Девочка подумала немного, забыв дышать, и кивнула.
– Просто страшный сон. Ты его помнишь? Расскажи мне. Я доктор, мне можно рассказывать.
– Вот ложка, доктор.
– Благодарю вас, миссис Пристли.
– Прошу прощения, – Холмс деликатно тронул экономку за плечо. – Не могли бы вы уделить мне пару минут? Пока доктор Ватсон осматривает Дженни, я бы хотел узнать у вас…
Холмс ступил на дорожку, ведущую через сад в обход дома, обернулся к миссис Пристли – и та после недолгих колебаний последовала за моим другом. Их голоса быстро сделались неразборчивыми и вскоре затихли. С нами остался один Том, но он сидел тише мыши. Грузчик ни во что не вмешивался, лишь время от времени брался за свою кружку с сидром.
– Откуда вы узнали, что это был сон? – вдруг спросила Дженни.
Признаться, я растерялся и сумел выдавить только:
– Ну, я же доктор!
К счастью, ответ девочку удовлетворил.
– Во сне было очень жарко. Все горело. Я стала звать тётю, потом – дядю. Они не отвечали. Потом ко мне прилетел кусочек книжки. Его ветер принес, прямо в руки. Я подумала: может, там написано, что мне делать? Я читала-читала – и ничего не могла прочитать. А я умею читать. Умею! Буквы были такие…
Дженни удивительным образом пошевелила пальцами. И еще раз, и еще. Движения казались мне смутно знакомыми, но что они означают, я понять не мог.
– Какие были буквы, Дженни?
– Ну, такие… – она чуть не плакала, не в силах подобрать нужное слово. Я хотел ее успокоить, но Дженни внезапно просияла: – Неправильные! Как стрелочки и домики! А потом они стали другими. Были стрелочки и домики, а стали…
– Буквы на листке стали другими?
– Да!
– И ты сумела их прочесть?
– Нет… То есть, да… Они все равно были неправильные, но я их читала. Вслух. Я читала – и ничего-ничего не понимала!
– То есть, буквы ты прочесть смогла, а слова были незнакомые?
– Да! – обрадовалась Дженни.
– А ты эти слова не запомнила?
– Нет, – Дженни искренне огорчилась.
Я с удовольствием наблюдал, как действует моя уловка. Девочка не просто разговорилась – лицо ее порозовело, глаза ожили, уголок рта почти не дергался. Ребенок взахлеб пересказывал страшный, но увлекательный сон.
– Я их читала-читала… И тут вокруг все ка-ак засветилось!
Она потупила взгляд.
– Что было дальше, Дженни? – подбодрил ее я. – Во сне? Все вокруг засветилось – и?..
– Я дальше не помню. Были ужасные пауки: железные, с тремя ногами. Они большие-большие, а я на них сверху смотрю. Пауки большие, а для меня маленькие. Это потому что сон, правда? Я хотела их прогнать веником. Жалко, веника во сне не было. Тогда я стала на них махать руками и кричать, чтоб уходили. Они ушли. Вместо них пришли наши соседи. Тети Молли и дяди Бальтазара не было. И дома нашего… ихнего… Не было дома. Я стала плакать, пришел дядя Том и забрал меня сюда.
Дженни замолчала.
– Это все, что ты помнишь? – осторожно спросил я.
– Да. Когда меня заберут домой?
– Чтобы отвезти тебя домой, надо знать, где твой дом, Дженни. А я не знаю. И дядя Том не знает. И миссис Пристли не знает. Где твой дом, Дженни?
Девочка задумалась. У нее опять задергался рот, а на лице проступило выражение, которое я уже видел. Казалось, она никак не могла решить: улыбаться ей или плакать? Я мысленно обругал себя: все испортить одним неосторожным вопросом! Похоже, вопрос о доме для нее очень болезнен.
Дженни что-то прошептала.
– Что? – я наклонился ближе. – Повтори, пожалуйста.
– Хартфорд…
Впрочем, я не был до конца уверен, что расслышал слово правильно.
2. Озадаченный Шерлок Холмс
У брички их ждали.
Человечек, подвижный как ртуть, весь уже извелся. Таким людям ждать – хуже нету. Сорвав с головы котелок, человечек проделал с ним сложные манипуляции, после чего вернул на место.
– Мистер Холмс! – закричал удивительный визитер, не дожидаясь, пока Холмс и Ватсон приблизятся на дистанцию, более удобную для доверительной беседы. – Доктор Ватсон! Господи, как я рад вас видеть! Господа, я привез вам благую весть! Да что там! К черту весть! Я привез вам миллион!
– С кем имею честь? – осведомился доктор, склонный к подозрительности. Рука Ватсона скользнула к карману, где скрывался револьвер.
– Пфайфер, Майкл Пфайфер! Вы слышали про миллион?
– Миллион проблем?
– Миллион долларов! Что вы на это скажете?
– Доллар может быть свободно обменян на золото и серебро, – Холмс размышлял вслух. – Хотя нет, прошу прощения: с этого года решением правительства Соединенных Штатов Америки – только на золото. Ноль целых девяносто четыре сотых драхмы за доллар. Итого мы получаем примерно три тысячи шестьсот семьдесят два фунта драгоценного металла. Золото у вас в саквояже, мистер Пфайфер?