Шерлок Холмс. Дыхание Бога
Шрифт:
Появление этой троицы — простое совпадение или они следуют по тому же маршруту?..
Я устраиваюсь в купе с небольшой стопкой книг под рукой. Ответ на мой вопрос даст только время.
Когда глаза перестают различать выцветшие буквы апокрифа, я убираю книги в сторону. Пожалуй, пора поесть. Опыт научил меня не возлагать большие надежды на качество пищи в пути, но я рад возможности немного размять ноги.
Усаживаюсь за столик в вагоне-ресторане и делаю заказ. Еда оказывается даже лучше, чем я ожидал, в особенности гусиный паштет. Можно сказать, он вполне заслуживает вина, на которое пал мой выбор.
Входят
Окончив ужинать, я собираюсь вернуться в свой вагон и помедитировать пару часов. Но внезапно начинается вторжение. Резко падает температура. Похоже, кроме меня, этого никто не замечает — все слишком увлечены беседой. На стекле в углу окна появляется тонкий, похожий на паутину слой инея. Я хочу дотронуться до него, но иней снаружи; следовательно, то, что оказывает на нас воздействие, довольно внушительных размеров и накрыло весь вагон. Уровень псионической энергии, которая требуется для подобного проявления, способен внушить ужас. А всё моё снаряжение, естественно, осталось в купе — только параноик вооружается, прежде чем отправиться на ужин.
Не сбегать ли за саквояжем?.. Пока я раздумываю, половина пассажиров в вагоне-ресторане подвергаются спиритической атаке. Они умолкают, их головы откидываются назад, и между ними медленно формируются эктоплазменные мосты. Тягучие нити образуют каналы для передачи жизненной силы атакованных пассажиров тому, что желает о себе заявить.
Я вижу, что Ватсон намерен перерезать десертным ножом одну из нитей эктоплазмы. Господи, спаси меня от любителей!..
— Не трогайте это! — Я встаю, чтобы призвать всех пассажиров к осторожности. — Никто из вас не должен это трогать!.. Делайте, что я говорю, сохраняйте спокойствие, и у нас будет шанс освободиться.
— А кто вы такой? — Ватсон раздражён.
— Эксперт, — коротко отвечаю я. — Томас Карнакки.
Боковым зрением я замечаю неугомонную старушку (это из-за неё я чуть не опоздал на поезд). Она тянется рукой к нитям эктоплазмы, выходящим изо рта её компаньона.
— Я сказал — не трогайте!
Но уже поздно: пальцы нарушили тонкий канал связи.
Мужчину, сидевшего напротив старушки, начинает трясти — это силы за пределами вагона пытаются восстановить потерянную связь. Эктоплазма вибрирует и петлёй охватывает шею несчастного. Он на секунду приходит в себя, крик ужаса вырывается из горла, и беднягу резко подбрасывает вверх. Нити эктоплазмы наматываются на тело мужчины, вращая его под потолком вагона. Раздаётся слабый треск: это душа покидает тело, служившее ей домом. Опустошённая оболочка падает на стол, опрокидывая кофейник, а эктоплазма заглатывает душу своей жертвы. Нить раздувается, продвигая добычу всё дальше, и это зрелище напоминает мне питона, поймавшего кролика.
Старушка вопит от ужаса и падает в обморок. И слава богу…
— Надеюсь, теперь мне не надо повторять? — говорю я. — Если вы к этому прикоснётесь, вы убьёте того, к кому эти нити ведут. Не двигайтесь, если не хотите привлечь к себе внимание и тоже лишиться жизни. Не разговаривайте, потому что я пытаюсь сконцентрироваться. Я ваш единственный шанс выйти из поезда живыми, так что проявите уважение.
— Невыносимый человек, — бормочет себе под нос Ватсон.
Мне остаётся только улыбнуться: полагаю, доктор смягчится, когда я разберусь со всем этим.
Вагон слегка потряхивает, но я не могу определить, что служит причиной — нечто находящееся снаружи вагона или неровные стыки рельс. За окнами темно, и чем дольше я в них вглядываюсь, тем больше убеждаюсь: эта темнота не следствие наступившего вечера. Окна непроглядно-чёрные: не видно ни огней городов, ни звёзд. Я даже начинаю сомневаться в существовании внешнего мира за стенами вагона-ресторана.
— Сейчас я пойду по вагону…
Наверное, мне следует информировать пассажиров о своих действиях, чтобы они не поддались панике и не побежали, — иначе гибель неминуема.
Сеть из нитей эктоплазмы постепенно приходит в движение. Вся эта желатиновая конструкция плавно покачивается, подобно змеям, танцующим под дудочку заклинателя.
Теперь я говорю почти шёпотом:
— Оно знает о моем присутствии, однако, если я буду двигаться тихо, не нападёт на меня. Оно только что насытилось, но стоит как-то себя проявить — и аппетит может проснуться. Прошу вас всех, не возбуждайте его больше.
Очень медленно, не отрывая подошвы от ковра, я пробираюсь вперёд и наконец оказываюсь рядом с дверью, ведущей в соседний вагон. За спиной раздаётся чей-то робкий голос:
— Вы уходите?
Спрашивает женщина, сидящая рядом со своим окутанным эктоплазмой мужем.
— Мне надо посмотреть, что за дверью. Сидите тихо и ждите.
— Вы!.. Вы убегаете! — кричит дама и поднимается с места.
Эктоплазма приходит в движение и образует толстые щупальца. Щупальца хватают женщину за руки и щиколотки и тянут её к потолку.
— Карнакки! — восклицает Ватсон. Как человек героического типа, он не может оставаться в стороне, когда даме угрожает опасность. — Сделайте что-нибудь!
Он тоже встаёт, и я понимаю, что больше не контролирую всех этих людей. Преодолев последние два фута, я рывком открываю дверь. Теперь сеть из нитей эктоплазмы переключила своё внимание на меня — я чувствую её спиной и затылком. В любую секунду она может до меня дотянуться, и тогда конец.
За дверью именно то, чего я так боялся. Пустота. Беспредельная тьма. Но назад пути нет, и я делаю шаг за дверь.
Ухватившись за небольшую лестницу слева, я забираюсь на крышу вагона. Отрезанный от остального состава и пребывающий в какой-то иной реальности, вагон с грохотом раскачивается, будто ещё хранит воспоминания о рельсах, и мне с трудом удаётся удерживать равновесие. Повезло, что нет ветра, но, уверен, в этой пустоте есть ещё что-то, кроме меня. Я стою на крыше вагона, смотрю вверх и ощущаю, как нечто ужасное взирает на меня с высоты. Невозможно разглядеть его очертания, но это и неудивительно для вторжения такой силы. Существа за пределами нашей реальности не подчиняются физическим законам. Их формы и размеры настолько далеки от привычной системы координат, что человеческий мозг просто не способен это вместить. Я вижу мерцающие цветные разводы, напоминающие поверхность разлитой неочищенной нефти, слышу, как «суставы» некой материи со скрипом двигаются в пределах своей оболочки. Нечто опускается, и ко мне тянутся длинные трубки, блестящие, словно кишки выпотрошенного животного.
Я произношу первые строчки из манускрипта Зигзанда. Без самого пергамента эффект заклинания значительно снижается, но у меня хотя бы есть время ослабить галстук и расстегнуть воротник сорочки. Нечто приближается: древние слова для него не преграда. Я срываю с себя смокинг и швыряю вверх. Мелкие крошки, осыпаясь, колют лицо; нечто заглатывает мою одежду своим инфернальным ртом. Зажимаю в руке запонки (подарок матери, со вставками из фрагментов костей святого Бенедикта — они слишком мне дороги, чтобы бросить их в пустоту) и срываю с себя рубашку. Тело обжигает разреженная атмосфера вакуума, моя кожа — тончайший барьер между двумя реальностями. Татуировки, или, точнее, магические знаки, на ней светятся в темноте.