Шесть мессий
Шрифт:
Ну а чего хорошего? Ежели поваляться вместе на сене, да, он не против, но насчет всего остального… Он не знал, как ответить ни на один из этих вопросов, тем паче что, похоже, они всерьез относились к проблеме того, что съесть на завтрак или надеть на танцульки. Из него это просто выжимало все соки. Молли была единственной женщиной, которая когда-либо хоть что-то насчет него понимала, — ну и смотрите, что с ней стало.
Он усвоил, что в их глазах мужья — это люди, которые приносят домой деньжата, выпивают до наступления темноты и всегда просыпаются в той кровати, в которую улеглись на ночь. Поэтому,
Фрэнк чувствовал себя идиотом: это ж надо, прошли всего-то сутки, как он на свободе — пусть относительной, а его уже пробирают всякие там чувства. С чего бы это, ведь в тюрьме надзиратели регулярно, каждый месяц приводили ему шлюху, благо нехватки в таких «голубках» не наблюдалось, у тюремных ворот очередь выстраивалась. Когда не стало Молли, он, к своему удивлению, выяснил, что такие свидания и есть то, что ему требуется от женщин.
«Ну и ладно! Мне что, на воле так не устроиться?» Когда он, с этой приятной мыслью, затушил о землю окурок, к нему суетливо подбежал толстый начальник станции с расписанием поездов: в то утро из Феникса отбыли два товарных состава, два пассажирских и один местный, почтовый. Как можно было выпускать поезда с сортировочной при данных обстоятельствах, было свыше разумения Макквити, но он давным-давно отбросил надежду на то, что ему поручат управлять миром. Маленькая толпа встревоженных волонтеров собралась вокруг, ожидая его реакции.
— Вы дали телеграмму на следующую станцию? — поинтересовался он.
Начальника станции аж перекосило.
— Вы думаете, надо?
— Ну, в общем, да.
— Но мы обыскали все поезда, прежде чем им разрешили выехать.
— И что?
Начальник станции состроил страдальческую гримасу, как будто у него болезненно распирало мочевой пузырь, забрал расписание и направился обратно к вокзалу.
«Даю ему десять шагов, прежде чем он перейдет на бег», — подумал Фрэнк, глядя толстяку вслед.
Потребовалось восемь.
Оленья Кожа тяжело вздохнул и обвел взглядом собравшихся; плотских радостей у него не было уже почти месяц. Он скрутил новую самокрутку и отошел в сторону, как бы поразмыслить о найденных следах и уликах. Слава богу, они снова оставили его в покое.
Через тридцать шагов он обнаружил на земле пятно крови. Потрогал пальцем: сухо. Стало быть, прошло не меньше двух часов.
Капли крови вели дальше и обрывались у колеи. Ну что ж, начальник станции должен знать, какой поезд стоял на этом пути.
— Мистер Макквити?
Он обернулся: ну конечно, компания из пяти женщин, те самые, которые, как он заметил, смотрели на него с платформы. Стоят ярдах в десяти.
Он приподнял шляпу:
— Мое почтение, дамы.
Ширококостная блондинка, окликнувшая его, шагнула навстречу. В этой компании она выглядела лучше всех, однако такой приз был гораздо меньше того, на что Фрэнк втайне надеялся.
— Простите, что отвлекаю. Мы читали о том, что вас выпустили, в сегодняшней утренней газете.
— Хм.
Женщина покраснела.
— И мы… в общем, я думаю, что мы самые большие ваши поклонницы в Фениксе; мы прочли все ваши книги и следили за вашей карьерой с огромным интересом.
— Хм.
— Вы, наверное, помните мою кузину Салли Энн Рейнольдс? Несколько лет назад она работала в Тумстоуне, официанткой в салуне «Серебряный доллар».
Фрэнк ответил не сразу, и блондинка залилась краской, как яблоко.
— Как поживает Салли Энн? — спросил он с улыбкой, не имея ни малейшего представления, о ком идет речь.
— Прекрасно: она вышла замуж и теперь живет в Таксоне, у нее пара детишек.
— Обязательно передавайте ей привет от меня.
— Даже представить не могу, как она обрадуется, когда узнает, что мы разговаривали.
Взгляд у нее был такой — ну просто вспышка света в пусть фальшивом, но бриллианте. Фрэнк, черт знает в который раз, почувствовал себя угодившим в ловушку. И так всю жизнь!
— Мы знаем, вы будете очень заняты, но, пока остаетесь в нашем городе, нам очень хотелось бы пригласить вас на ланч.
Фрэнк снова улыбнулся, и, как обычно это и бывало, все воспоминания о неприятностях, когда-либо причиненных ему женщинами, испарились, как деньги, попавшие в государственную казну.
Чикаго, Иллинойс
Ее звали Мэри Уильямс. Данте Скруджс выяснил это у двух старых приятельниц из кафе. Она рассказала им, что приехала из маленького городка в сельской местности Миннесоты, где работала школьной учительницей, и что надеется найти такую же работу в Чикаго. Они поверили ей на слово. Данте сказал им, что он из школьного управления и хочет посмотреть ее рекомендации.
— Лучше не говорить мисс Уильяме о том, что я ею интересуюсь, — произнес он с улыбкой.
«Какой милый молодой человек», — подумали пожилые леди.
Смуглую кожу Мэри они приписали греческому происхождению: заподозрить в ней скво ни одной из этих старых дур не пришло в голову.
Она выходила из дома каждое утро ровно в восемь. В первый же день она купила карту Чикаго и, следуя ей, методично обходила каждый квартал деловой части города, явно что-то разыскивая. Данте все это время скрывался в толпе, никогда не приближаясь.
Как-то раз она резко развернулась, будто что-то забыла, и пошла прямо на него; он отвернулся и уставился на витрину магазина.
В том, что женщина его не заметила, Данте не сомневался, но она все время держалась оживленных улиц и всегда возвращалась домой до темноты.
На третий день она, по-видимому, нашла то, что искала: водонапорную башню. Это было одно из немногих зданий, переживших Великий пожар, [19] — что-то вроде сказочного замка, приспособленного под современные нужды.
19
Великий чикагский пожар продолжался с 8 по 10 октября 1871 года и уничтожил большую часть города, при этом погибли десятки людей.