Шесть опаленных роз

Бродбент Карисса

Нет. Все это не было смертью. Это была красота, жизнь и удивительное чудо. Ему были сотни лет, но его кровь была здоровой и процветающей. Она была изящной, изысканной. Она так отличалась от человеческой крови, что я была уверена, что она будет по-разному реагировать на каждый тест. И все же в ней было что-то знакомое, как будто мы были первоисточниками, а он усовершенствованием.

Может быть, богиня — еретичка вампиров все-таки что-то придумала?

Я слишком долго смотрела на него, как завороженная.

Мой инструмент был создан с помощью

магии Сраны, богини Белого пантеона, Белого пантеона, который презирал Ниаксию, мать вампиров, что означало, что я должна быть очень осторожна с инструментами, которые я использовала для изучения этой крови.

Даже тот факт, что она вообще была у меня… здесь, в городе, который боготворил Витаруса…

Я моргнула и увидела своего отца, стоящего на коленях на этом поле смерти, костяшки пальцев дрожали вокруг кулака с обреченностью, готового разозлить бога, который с радостью отомстит в ответ.

Я отогнала эту мысль и быстро разобрала инструмент, убрав кровь Вейла в ящик.

Тем не менее, я не могла удержаться от того, чтобы не доставать его каждые несколько часов, чтобы посмотреть на него, хотя бы несколько секунд за раз. Я говорила себе, что это для работы, и в основном так оно и было, потому что в последующие несколько дней я не прекращала работать более чем на десять минут, но на самом деле я была… ну, немного зациклена на нем. Каждый раз, когда эти черные пятна освещали мою стену, я выдыхала с благоговением.

— Что это?

Я обернулась. В дверях стояла Мина. На мгновение, в отличие от элегантной жизненной силы крови Вейла, ее увядающая смертность потрясла меня. Темнота окольцевала ее глаза и покрыла углубляющиеся впадины на щеках. Когда-то она была поразительно красивой девушкой, да она и сейчас была такой, но теперь она была призрачной подобно лицу каменной богини на могиле. Я опустила взгляд. Как давно она здесь? Я не была уверена, какой ответ хуже. Дольше — значит, она видела больше из того, что я делала. Меньше — и я могу беспокоиться об отчетливом слое запыленной кожи, который уже покрывал пол вокруг ее ног.

— Что это? — снова спросила она.

— Ничего, — сказала я, хотя сестра знала меня достаточно хорошо, чтобы понять, что это ложь.

Я положила флаконы и линзы в сумку, застегнула ее и поднялась.

— Мне нужно идти, — сказала я. — Я навещу Фэрроу. Роза придет к тебе с ужином, и…

Я шагнула мимо нее, но Мина едва заметно отошла в сторону. Проходя мимо нее, я старалась не замечать, как на пол не прекращаясь падает мелкая пыль подобно тикающим секундам.

— Лилит, подожди…, - сказала она.

Я остановилась, но не обернулась.

— Что?

Я звучала холоднее, чем мне хотелось бы. Я хотела быть теплой, как Мина. Как наша мать. Наш отец. В теплой семье я была странной, холодной, той, которая могла расшифровывать учебники и уравнения, но не могла точно расшифровать ни изменение голоса, превращающую имя в ласковое обращение, ни характер прикосновения, превращающего его в ласку.

— Останься со мной

сегодня, — сказала она. — Мы можем прогуляться.

— Я бы хотела. Но у меня слишком много работы.

Даже я знала, как распознать разочарование в ее голосе, когда она сказала:

— Почему?

Я знала, что она имела в виду: Что может быть важнее?

Когда я росла, люди всегда спрашивали меня: Почему ты так много работаешь? Они всегда спрашивали одним и тем же тоном — озадаченным, жалостливым — таким тоном, который говорил мне, что они задают мне совсем не тот вопрос, который передают их слова. В этом тоне я слышала все намеки. Подразумевалось, что я трачу свою жизнь впустую. В конце концов, у меня ее так мало. Зачем тратить ее на работу?

Я услышала это в голосе Мины сейчас. То же осуждение, то же замешательство. Только теперь она была той, чье время истекало, и умоляла меня забрать у нее часть этого времени.

И это, в конце концов, было ответом.

Почему я так много работала? Я работала так усердно, потому что ничего из этого никогда не будет достаточно. Я продолжала бы, пока мне нечего было бы отдать. Я буду заставлять себя проходить сквозь механизмы разума.

Лучше так, чем тратить время на то, чтобы ей было труднее однажды попрощаться со мной. Моя любовь ничего не даст моей сестре. Но моя работа даст ей шанс.

— Мне пора идти, — повторила я и оставила Мину в коридоре, наблюдавшую за мной.

Она бы не поняла, если бы я попыталась ей это объяснить. Она не знала смерти так, как я. В конце концов, она никогда не была сестрой, которая должна была умереть.

Глава

5

Я дошла до окраины города, где можно было сесть на лодку до Басции. Проходя по улицам города, я миновала общины последователей Витаруса, которые стояли на коленях на улицах и молились над кучами горящих листьев. Впереди них стоял Томассен, главный жрец Адковы и преданный последователь Витаруса — высокий, худой мужчина лет пятидесяти с добрыми глазами. Он был ровесником моих родителей, но в последние годы выглядел намного старше. Должно быть, нелегко тратить все это время на попытки понять, почему твой бог отвернулся от тебя.

Он слабо улыбнулся мне, когда я проходила мимо, на что я ответила отрывистым кивком.

Когда-то он был хорошим другом моего отца, поэтому он всегда был добр к нам с Миной. Возможно, он жалел нас. Забавно, но я точно жалела его, когда он стоял на коленях в пепле, которым кормил своего бога, а его бог лишь давал ему еще больше пепла в ответ.

Я продолжила путь к окраине города, где нашла судно, направляющееся через канал в город. Путешествие заняло несколько часов, и мой желудок уже не справлялся с морским путешествием, но, когда я ступила на пристань, все это определенно того стоило.