Шесть серых гусей
Шрифт:
Пол молитвенно сложил руки.
— Пресвятая Дева, — прошептал он, — я ужасно виноват. Мне кажется, вы никогда не сможете меня простить. Вы ведь всегда должны быть на стороне тех, кто прав, верно? Всегда с чистой совестью лететь на помощь очередной жертве, на помощь униженным, оскорбленным — арабским пехотинцам, на которых напали, на помощь архитектурным памятникам, которым грозит разрушение…
Она улыбнулась:
— Что касается охраны памятников, то эта тема всегда меня интересовала, поэтому генерал попросил меня внимательно отнестись к проблеме… Но нам, кажется, пора занять свои места?
В фойе почти никого не осталось. Даже те, кто с трудом оторвался от стойки бара, неохотно, нетвердой походкой двинулись в зал.
— Скажите, — спросил Пол, глядя в программку, — вам это о чем-нибудь говорит: «Сельская честь» 69 в исполнении группы барабанщиков и трубачей Второй дивизии гурков 70 ?
Она состроила выразительную гримасу:
— Знаете, у меня не очень хороший слух…
— Вы что, покидаете поле боя?
69
Опера итальянского композитора Пьетро Масканьи (1863—1945).
70
Одна из народностей, населяющих Непал.
Она взглянула на него:
— Мы в некотором роде… на службе или нет?
— Уверен, никто не обвинит нас в невыполнении приказа, если мы не станем слушать второе отделение концерта, — сказал он, удивляясь собственной храбрости. — Мы можем потихоньку смыться.
Он почувствовал на себе взгляд серо-синих глаз, смотревших на него из-под светлой челки.
— Мне это сделать ничего не стоит, потому что хор экспедиционного корпуса отклонил приглашение поучаствовать. Из осторожности, я думаю, — добавила она.
— Ваши соотечественники поют настолько фальшиво?
— Даже мне заметно! — воскликнула она с заразительным смехом, который не оставил равнодушными служащих в ливреях, ожидавших начала второго отделения.
Они медленно спустились по ступеням и прошли через, пустынный вестибюль.
— На этот раз у вас нет моторизованного эскорта? — спросила она насмешливо, оглядывая пустынную улицу.
Он притворился, что не услышал.
— Я пытаюсь вспомнить более приятное место, чем офицерская столовая в палаццо Реале, чтобы пригласить вас на обед, — сказал он, переходя улицу, — но должен признаться, что плохо знаю местные возможности. Если верить Ларри, они весьма ограниченны, но все-таки существуют.
— Ларри?
— Друг, которого я отыскал тогда благодаря вам. Я вам после расскажу.
— Вы должны были пригласить его пойти с нами!
— Мне бы очень хотелось, — прошептал он. Она, казалось, не заметила перемены в его тоне.
— Тогда нам остается только прогулка при луне…
— Ах, эти француженки! — воскликнул он мечтательно. — Как они умеют все преобразить.
— У вас много знакомых француженок?
— Ни одной, — сказал он виновато.
Смех молодой женщины отразился эхом от стен пустынного пассажа, сквозь арки которого в полумраке виднелись город и залив.
— Мы словно на гигантском корабле, дрейфующем к берегу, — прошептала она.
— Ну что ж, давайте осматривать судно…
— Ох нет, — сказала она, схватив его за руку. — Наши шаги отдаются здесь таким гулким эхом, что это меня угнетает.
— Насколько я могу судить, вас не так легко испугать!
Она остановилась, не желая идти дальше.
— Постараюсь придумать что-нибудь другое, — сказал Пол.
Он повернулся и быстро увлек ее в сторону театра «Сан-Фердинандо». Она опиралась на его руку, словно пытаясь придержать.
— Почему вы идете так быстро? У нас много времени…
— Здесь у меня вошло в привычку никогда не прогуливаться, — ответил Пол. — Я все время начеку, словно мне отовсюду грозит опасность. Мой друг Ларри сказал бы, что я не понимаю этого города, что город мне этого не может простить и поэтому мне в нем так неуютно… Должен признаться, что, шагая под руку с вами, я чувствую себя совершенно иначе, — добавил он.
Легким пожатием она дала ему понять, что оценила комплимент.
— Нельзя судить о Неаполе и неаполитанцах по тому, что мы видим сейчас, в самый худший момент их истории! — сказала она успокаивающе. — Полюбуйтесь на эту площадь перед нами… Как прекрасна она была без этих рогаток и мотков колючей проволоки, скрывающих колонны, и дощатых сарайчиков, защищающих статуи… Но все это временно. Вы увидите, скоро сюда снова вернется вкус к жизни, царивший прежде в этих местах… Взгляните на людей, сидящих за столиками в кафе «Гамбринус». Такое впечатление, что со времен Бурбонов они ни разу не прерывали своей беседы и продолжали играть в карты…
За резными дымчатыми стеклами кафе вырисовывались, как в китайском театре теней, силуэты людей, казавшихся такими же вечными и древними, как колоссальные статуи, стоящие на страже в глубине ниш, украшавших фасад дворца.
— Это только так кажется; они не забыли, что фашисты закрыли их любимое кафе на многие годы, — сказал Пол. — Я пригласил бы вас туда, но у меня живот свело от голода, а там подают только арахис.
— Я, кажется, тоже проголодалась!
— Могу вам предложить фруктовый джем из пайка…
— С удовольствием, если мы не найдем ничего более существенного! — ответила она, смеясь. — Сейчас мне больше всего хочется свежего воздуха.
В темноте ее пышные волосы, выбивавшиеся из-под пилотки, смотрелись светлым пятном, а от ее затылка пахло дешевыми духами, которые она, должно быть, купила в солдатском клубе специально для этого вечера. Он хотел, но не решался ее обнять, она же тайком на него поглядывала.
— Какой внушительный фасад у этого дворца! Говорят, вы, американцы, всегда выбираете себе лучшие здания! Покажите окно вашего кабинета, — попросила она.
— Отсюда его не видно, оно выходит на другую сторону, — ответил Пол. — Представляете, в восемнадцатом веке здание, соединяющее театр и дворец, было гораздо красивее, чем сегодня. На углу стояла башня и изящная полукруглая пилястра.
— Да… — сказала она.
Ему показалось, что ей неинтересно то, о чем он рассказывает. Может быть, она ждала от него другого. «Сейчас не время изображать из себя гида», — подумал он, повернувшись к девушке и заглянув ей в глаза.
— Если вы когда-нибудь зайдете ко мне в кабинет, я покажу вам гравюру, на которой видно, как эта площадь выглядела раньше. На том самом месте, где мы сейчас стоим, можно разглядеть старательно флиртующую парочку.