Шестая сказка
Шрифт:
Интересно, не слишком огорчится Амаль тому, что юноша больше не вернется в Вечный Мир, пока его Далила ходит по миру живых? Она не узнает? Если Зебадья сказал правду, и в том мире нет времени, может быть, Амаль даже не заметит отсутствия Мираса?
Мысли мешали. Они ворошили счастье, как крысы мусорную кучу. Хотелось схватить палку, прогнать их, но как?
Мирас глянул на свою руку, где на мизинце поблескивало материнское кольцо. Что, если сейчас он наденет его Далиле, это будет новый, настоящий, крепкий обет. И тогда не придется возвращаться в Вечный Мир, оставляя тут без
Юноша потянул кольцо. То сидело на пальце крепко, словно вросшее. И чем больше Мирас пытался его крутить, тем тщетнее казались эти попытки.
– Что ты делаешь? – заинтересовалась его действиями Далила.
– Пытаюсь снять матушкино кольцо, – пропыхтел парень.
– Зачем?
– Подарить тебе! – пылко признался Мирас.
Девушка склонилась над его рукой, выпрямилась и махнула рукой:
– Не стоит. Не люблю украшений. Тем более, оно с чужой руки и слишком простое для меня.
Ответ ошарашил Мираса. Возможно, Далила не поняла мотивов юноши, и ей надо пояснить?
– Но я лишь хотел принести тебе обет любви и верности, а это кольцо будет символизировать их бесконечность.
Далила рассмеялась:
– Ты всего лишь сон, мой призрачный возлюбленный! Подаренное кольцо растает, когда я проснусь.
– Возможно, я и призрак, но кольцо вполне реально!
И Мирас поведал девушке всю свою жизнь и что случилось после нее. Далилу его история развлекла, девушка раскраснелась, сделавшись еще очаровательнее. Ее губы приглашали к поцелуям, юноша еле сдерживал себя.
– Как увлекательно! – захлопала в ладоши Далила. – Значит ты принадлежишь мне целиком и полностью?
– Так же, как и ты принадлежишь мне.
– Ну уж нет! Я ничья и при жизни останусь свободной. И то, что ты мертв, да еще женат – просто здорово. Как, оказывается, замечательно, когда кто-то посвящает тебе не только свою жизнь, но и свою смерть! – она была искренна и непосредственна.
Но ее слова смущали Мираса. Он повнимательнее вгляделся в девушку. Она оставалась все такой же прекрасной, но произошли какие-то неуловимые изменения. Чем больше он узнавал ее, тем яснее понимал, что Далила не его мечта. Юноша больше не чувствовал крыльев за спиной. Показалось вдруг, что его стреножили, как коня, и заставляют пастись на поле.
– Я никогда не мечтала, как сестры, выйти замуж, – сыпала откровениями Далила. – Меня устраивает пасти табун, управляться с кинжалом и плеткой. Я не какая-то там Амаль! Если тебя не любят, трави их, а не себя! Вот пусть и ноет в Вечном Мире! Ты же туда не вернешься!
Мирас нахмурился. Ему совсем не понравились слова об Амаль.
– У нас будет отличная жизнь! Здесь, среди гор, на просторе, где ничего не стесняет грудь. А когда я состарюсь, ты сопроводишь меня в Вечный Мир, суженный мой! – Далила не замечала перемен в Мирасе.
Девушка уже нарисовала себе полную картину предстоящей судьбы, и оказалась не готова к словам юноши:
– Прости меня, Далила! Думаю, мы ошиблись, – он запнулся, продолжить оказалось нелегко. – Я ошибся! Матушкино предсказание вросло в меня, как кольцо в палец, и мешало увидеть суть. Ты не моя суженная!
– Глупости! – гневно топнула ножкой Далила, потом выдернула из-за пояса кошку-пятихвостку и взмахнула ею, из пленительной гурии она вдруг превратилась в разъяренную гарпию.
Мохнатые псы зарычали, вздыбили холки и стали наступать на Мираса. Он остался стоять на месте, не делая попыток убежать, и не опуская взгляда.
– А ты не трус! – смилостивилась девушка, – Пожалуй, разрешу тебе, сходить в Вечный Мир и сообщить этой Амаль, что она больше никто для тебя! Вернёшься, когда расторгнешь обет, – она снова говорила мягко и нежно.
Но чары слетели с Мираса, как шелуха с луковицы.
– Я не вернусь к тебе, Далила. Тебе предсказан другой возлюбленный. Он наверняка жив и ищет тебя. А когда найдет, вы решите, как вам поступить.
Далила принялась хлестать Мираса плеткой. Если бы он не был уже мертв, ему бы здорово досталось. Но сейчас ни когти на веревочных концах, ни песьи зубы не причинили ему вреда. С печальной улыбкой юноша вскочил на первого пасшегося поблизости коня, пришпорил его и помчался вдаль.
Мирас всей душой пожелал вернуться в Вечный Мир.
14
Амаль поняла, что не спит, когда тон голоса стал беспокойным, а прикосновение более настойчивым, ее уже не гладили, а хлопали по щеке.
Девушка обессиленно приподняла голову и прямо перед собой обнаружила отца, сидевшего на корточках перед ней. Тот казался встревоженные не на шутку, но увидев, что дочь зашевелилась, заметно повеселел.
– Амаль, девочка моя!
Она подскочила, как молодая козочка и, словно в детстве, обхватила отца, тот едва умудрился удержать равновесие.
– Папа! – девушка визжала и хохотала, радовалась и не верила сама себе. – Я думала, мне привиделось! Ты стоял под ивой, а потом куда-то делся. Я чуть не утонула.
– Ты бы не утонула, – ласково увещевал отец, – я же рядом, разве бы я позволил?
Все происходило, как тысячу дней назад, как в воспоминаниях Амаль, только намного лучше, потому что – здесь и сейчас. Она терлась о бороду родителя, чувствовала его запах, оглаживала руками крепкие плечи и нежилась в надежных объятиях, не в силах оторваться. Даже встали отец с дочерью, не разнимая объятий.
– Не ожидал я встретить тебя здесь так рано, – сказал он.
– Нам не дано знать свою судьбу, и когда оборвется линия нашей жизни, – уклончиво ответила Амаль. – Но теперь мы вместе.
Ей было все равно, куда они пойдут, печали и тревоги остались позади, хотелось верить, что Вечный Мир, наконец, стал родным домом, принял заблудшую душу. Ведь отцу можно не рассказывать про Мираса, про навсегда связавший их обет. Промолчать о том, как именно Амаль ушла из жизни. Забыть, что ее уход прервал их род и все наследство досталось чужим людям.