Шестая жена короля Генриха VIII
Шрифт:
Они были вместе, и этот миг всецело принадлежал им. Что было им до всего света, что было им до того, что им грозила гибель?
Они сидели друг возле друга на диване, находившемся в непосредственной близости от будуара. Они шутили и смеялись, и Говард осушал поцелуями счастливые слезы на глазах своей Джеральдины. Он клялся ей в бесконечной, неизменной любви, а она в благоговейном молчании упивалась его словами.
Король едва мог сдерживать свой гнев.
Сердце графа Дугласа забилось от радостного удовлетворения.
«Счастье, что Джейн не подозревает о нашем присутствии, – подумал он, –
А леди Джейн совершенно не думала в этот миг об отце; едва ли она помнила о том, что в эту ночь гибнет ее ненавистная соперница, королева.
Говард называл ее лишь Джеральдиной, и Джейн совсем позабыла о том, что ее возлюбленный дал это имя вовсе не ей. Однако в конце концов он сам напомнил об этом.
– А знаешь ли, Джеральдина, что я сомневался в тебе? – спросил граф Сэррей, и в его до сих пор веселом голосе зазвучали печальные нотки. – О, я пережил тогда ужасные минуты и в приливе сердечных мук наконец решился пойти к королю и покаяться в любви, снедавшей мое сердце. О, не бойся, я не выдал бы тебя, я отрекся бы от любви, в которой ты так часто и с такой восторженной искренностью клялась мне! Я сделал бы это, чтобы видеть, хватит ли силы и мужества у моей Джеральдины открыто признаться в своей любви, в состоянии ли ее сердце порвать железные оковы, наложенные лживыми законами света, признает ли она своего возлюбленного, готового умереть за нее. Да, Джеральдина, я хотел сделать это, чтобы наконец узнать, какое чувство сильнее в тебе: любовь или гордость, и в состоянии ли ты будешь сохранить равнодушную маску в тот момент, когда смерть будет витать над головою твоего возлюбленного. О Джеральдина, я согласился бы лучше умереть вместе с тобою, чем дальше влачить эту жизнь под игом ненавистного этикета!
– Нет, нет, мы не умрем, – с дрожью в голосе проговорила Джейн. – Боже мой, ведь жизнь так прекрасна, и кто знает, не ждет ли нас счастливая будущность.
– О, если мы умрем, то не будет сомнений в этом счастливом будущем, моя Джеральдина; там, на небесах, не существует разлуки и отречения; там ты будешь моей и между нами не встанет окровавленная фигура твоего супруга.
– Пусть не будет ее между нами и здесь, на земле, – пробормотала Джеральдина. – Убежим, мой милый; убежим отсюда далеко-далеко, где нас не знают, где мы можем сбросить с себя весь этот ненавистный блеск и жить только друг для друга и для нашей любви!
Джейн обвила руками возлюбленного и в экстазе совершенно позабыла о том, что она не могла думать о бегстве вместе с ним и что он принадлежал ей только до тех пор, пока не увидит ее.
Но вдруг необъяснимый страх овладел ее существом, и под его влиянием она позабыла обо всем на свете, даже о королеве и мести. В эту минуту она вспомнила о словах отца и затрепетала.
«А что если отец не сказал мне правды, если он все же пожертвует Говардом, чтобы погубить королеву? – мелькнула в ее голове страшная мысль. – Что если я не в состоянии буду спасти его и он погибнет на эшафоте?»
Но этот миг все-таки принадлежал ей, и она хотела воспользоваться им.
Джейн прильнула к груди Сэррея и в безотчетном страхе, затаив дыхание, повторила:
– Бежим, бежим! Смотри, этот час еще наш; воспользуемся им, ведь разве мы знаем, будет ли и следующий принадлежать нам.
– Нет, он не будет принадлежать вам! – крикнул король, подобно разъяренному льву вскакивая с кресла. – Ваши часы сочтены, и следующий уже принадлежит палачу!
Пронзительный крик сорвался с губ Джеральдины.
– Она совершенно растерялась, – пробормотал граф Дуглас…
– Джеральдина, моя возлюбленная Джеральдина! – воскликнул Говард. – Боже мой, она умирает, вы убили ее! Горе вам!
– Горе тебе самому! – торжественно проговорил король. – Сюда с огнем, сюда с огнем!
Двери передней отворились, и на пороге появились четверо солдат с факелами в руках.
– Зажгите свечи и встаньте на карауле у дверей! – приказал им король, не будучи в силах выносить яркий свет факелов, сразу заливший весь зал.
Солдаты исполнили это приказание.
Наступила пауза. Король на минуту прикрыл рукою ослепленные внезапным светом глаза и, видимо, старался вернуть себе самообладание. Когда он наконец снова опустил руку, черты его лица уже приняли совершенно спокойное, почти веселое выражение. Он быстрым взглядом обвел весь зал. Он увидел женщину в королевском, затканном золотом наряде; он увидел, как она неподвижно распростерлась на полу, лицом книзу. Он увидел Генри Говарда, с выражением страха и муки на лице опустившегося на колена возле своей возлюбленной. Он увидел, как Говард прижимал к губам ее руку, как старался приподнять ее голову.
Король не мог произнести ни слова в приливе ярости; он был в состоянии лишь поднять руку, чтобы подозвать солдат и указать им на Говарда, которому до сих пор еще не удалось поднять голову своей возлюбленной с пола.
– Арестуйте его! – объяснил им немой знак короля граф Дуглас. – Именем короля, арестуйте и отвезите в Тауэр!
– Да, арестуйте его! – подтвердил король. Он с юношеской проворностью подошел к Говарду и, тяжело опуская руку на его плечо, со страшным спокойствием продолжал: – Говард, твое желание исполнится: ты подымешься на эшафот, которого так сильно жаждал!
Ни один мускул не дрогнул на бледном лице графа, и его светлый, сияющий взор бесстрашно встретил разгневанный взор короля.
– Ваше величество, – сказал он, – моя жизнь в ваших руках, и я отлично знаю, что вы не пощадите меня. Да я и не прошу вас об этом! Но пощадите эту благородную и прекрасную женщину, все преступление которой заключается в том, что она последовала голосу своего сердца! Ваше величество, один только я виновен во всем! Карайте меня, пытайте, если вам только это угодно, но сжальтесь над нею!
Король разразился громким смехом.
– Ах, он просит за нее! – с иронией сказал он. – Этот маленький граф Сэррей смел думать, что его сентиментальная любовная скорбь может оказать влияние на сердце его судьи! Нет, нет, Генри Говард, вы знаете меня лучше! Ведь говорите же вы, что я жестокий человек и что кровь запятнала мою корону! Отлично! Нам предоставляется случай вставить новый кровавый рубин в нашу корону, и если мы захотим вынуть его из сердца Джеральдины, то ваши сонеты, милейший граф, не воспрепятствуют нам в этом. Вот и все, что я могу ответить вам; я думаю, мы в последний раз встречаемся на земле!