Шестёрки-семёрки (сборник)
Шрифт:
Я видел эту книгу,
— Отчего же она не отдыхает за писанием другой книги?~спросил я.
Как видите, я еще не зашел так далеко, как они воображали.
— Джентльмэн, льющий воду через воронку, — продолжал дежурный врач, — маклер из Уолл-Стрита, заболевший от переутомления.
Я застегнулся.
Он показал и других: архитекторов, играющих с ноевыми ковчегами, министров, читающих дарвиновскую «Теорию эволюции», юристов, пиливших дрова, усталых светских дам, говоривших об Ибсене ассистенту в синем свитере, неврастеничного миллионера, спавшего на полу, и выдающегося
— Вы, повидимому, человек сильный, — обратился ко мне врач: — я думаю, что лучшим для вас средством от умственного переутомления было бы бросать с горы мелкие камни, а затем снова приносить их наверх.
Я уже был в ста ярдах оттуда, когда мой доктор догнал меня.
— В чем дело? — спросил он.
— Дело в том, — ответил я: — что у меня под рукой нет аэропланов. Поэтому я быстро и легко буду трусить по пешеходной тропе до станции, а там сяду в первый поезд с углем и вернусь обратно в город.
— Да, — сказал доктор, — вы, пожалуй, правы. Это едва ли подходящее место для вас. Но вам нужен покой, абсолютный отдых и движение.
В тот же вечер, вернувшись в город, я зашел в гостиницу и сказал клерку:
— Мне нужен абсолютный покой и движение. Можете вы дать мне комнату с большой складной кроватью и смену мальчиков для услуг, которые могли бы складывать и раскладывать ее, пока я сплю.
Конторщик стер чернильное пятно с ногтя одного из пальцев и бросил взгляд в сторону, на высокого человека в белой шляпе, сидевшего в передней. Человек этот подошел ко мне и вежливо спросил, видел ли я кустарники у западного входа. Так как я их не видел, то он показал их мне и затем оглянул меня.
— Я думал, что вы навеселе, — сказал он не грубо: — но вижу, что у вас все в порядке. Вам бы следовало пойти к доктору, старина.
Через неделю мой доктор снова испытывал у меня давление крови, но без предварительного возбуждающего. Он показался мне немного менее похожим на Наполеона. Носки у него были каштанового цвета, который тоже не нравился мне.
— Вам нужны, — решил он. — морской воздух и общество.
— Может быть, сирена, — спросил я, но он принял свой профессиональный вид.
— Я сам, — сказал он, — отвезу вас в отель «Бонэр» на некотором расстоянии от берега Лонг-Айлэнд и позабочусь, чтобы вы добрались туда в хорошем виде. Это спокойное, комфортабельное место, где вы скоро выздоровеете.
Отель «Бонэр» оказался модной гостиницей в девятьсот комнат, на островке, на небольшом расстоянии от главного берега. Всякого, кто не переодевался к обеду, совали в боковую столовую и за табльдотом давали только морских черепах и шампанское.
Бухта представляла собой большое опытное поле для богатых яхтсмэнов. В тот день, когда мы приехали, в бухте бросил якорь «Корсар». Я видел, как м-р Морган стоял на его палубе, ел сандвич с сыром и с завистью смотрел на отель. Все же это было очень не дорогое местечко. Никто не был в состоянии платить назначенные цены. Когда покидали отель, то просто оставляли свой багаж, выкрадывали лодку и ночью уплывали к материку.
Пробыв там один день, я взял у клерка пачку телеграфных бланков и стал телеграфировать всем своим друзьям, чтобы они прислали мне денег на выезд. Я сыграл с доктором одну партию в крокет и улегся спать на лужайке.
Когда мы возвращались в город, доктора как бы внезапно осенила мысль.
— Кстати, — спросил он: — как вы себя чувствуете?
— Чувствую большое облегчение! — ответил я.
Врач, к которому обращаются для консультации, совсем иного типа. Он не знает наверно: будет ему уплачено, или нет, и это обеспечивает вам либо самое внимательное, либо самое невнимательное отношение.
Мой доктор повел меня к консультанту. Тот плохо угадал и был очень внимателен. Мне он понравился ужасно. Он заставил меня делать упражнения по координации движений.
— Болит у вас затылок? — спросил он. Я ответил, что не болит.
— Закройте глаза, — приказал он, — плотно сдвиньте ноги и прыгайте назад, как можно дальше.
Я всегда хорошо прыгал назад с завязанными глазами, поэтому легко исполнил приказание. Голова моя ударилась об угол двери в ванную комнату, которая была оставлена отворенной и находилась на расстоянии всего трех футов. Доктор очень сожалел об этом. Он не заметил, как дверь открылась. Он закрыл ее.
— Теперь дотроньтесь правым указательным пальцем до носа, — сказал он.
— Где он? — спросил я.
— На вашем лице, — ответил он.
— Я спрашиваю про правый указательный! — объяснил я.
— Извините, пожалуйста, — сказал он.
Он снова отворил дверь в ванную комнату, и я вынул палец из дверной щели.
Проделав удивительный персто-носовой фокус, я сказал:
— Я не могу обманывать вас относительно симптомов, доктор. Я, действительно, чувствую что-то в роде боли в затылке. Он не обратил внимания на этот симптом и внимательно исследовал мое сердце слуховой трубочкой, за один пенни играющей последние популярные арии. Я чувствовал себя, как гитара.
— Теперь, — сказал он, — скачите, как лошадь, вокруг комнаты в течение пяти минут.
Я, как мог лучше, изобразил забракованного першерона, выводимого из Мэдисон-сквэра.
Затем, не бросив в трубку пенни, доктор снова стал выслушивать меня.
— В нашей семье не было сапа! — сказал я.
Консультант поднял палец и держал его на расстоянии дюйма от моего носа.
— Смотрите на мой палец! — скомандовал он.
— Пробовали вы когда-нибудь мыло Пирса?.. — начал я. но он быстро продолжал свое исследование.
— Теперь смотрите в оконный пролет! На мой палец! В окно! На мой палец! В окно! На мой палец! В окно!
Так продолжалось три минуты. Он об'яснил, что это исследование деятельности мозга.
Мне оно показалось очень легким. Я ни разу не принял его пальца за оконный пролет.
Готов побиться об заклад, что если бы он употреблял фразы: «Смотрите, так сказать, отбросив заботы, вперед — или вернее в бок — по направлению к горизонту, подпертому, так сказать, вставкой прилегающего флюида», или «возвращая теперь, или, скорее, отклоняя ваше внимание, сосредоточьте его на моем поднятом персте», — бьюсь об заклад, что сам Харри Джемс в таком случае не выдержал бы экзамена!