Шестерки умирают первыми
Шрифт:
5
Наконец Кира нашла в себе силы подняться со скамейки. Она даже не заметила, как просидела на бульваре почти три часа. «Как быстро проходит день, – тоскливо подумала она. – Вот и утро среды наступит – оглянуться не успею. Надо что-то делать. Но что?»
Она хотела позвонить либо Каменской, либо генералу Заточному. Они могли ей помочь, они наверняка знают, как это сделать, как ей выпутаться из того капкана, в который она сама себя загнала. Но почти сразу Кира сообразила, что такой серьезный и опасный разговор вести по телефону нельзя, а встречаться с ними – рискованно. Оставался Русанов, единственный человек, встречаться с которым она не опасалась, потому что он был другом Дмитрия, и, следовательно,
Она медленно побрела вдоль бульвара, мысленно составляя начало разговора. На ее пути то и дело попадались телефонные будки, но она проходила мимо. Кира помнила, что в двух кварталах отсюда, возле кинотеатра, находится телефон-автомат, с которого она уже однажды звонила Русанову. Это показалось ей обнадеживающей приметой. Она позвонит именно с этого телефона, пусть он снова принесет ей удачу.
Войдя в телефонную будку, она достала из сумки кошелек и принялась искать жетон для автомата. Окинула взглядом исписанную номерами телефонов стену, улыбнулась про себя, снова прочитав выполненную затейливой вязью фразу: «Лена, я умираю без тебя, почему ты не подходишь к телефону?» В прошлый раз она тоже смотрела на эту фразу и улыбалась. Чуть выше, она помнила, должен быть записан телефон какой-то дамы с экзотическим именем. Да, так оно и есть, синим фломастером на светлом пластике выведено: Сауле Мухамедияровна, 214-10-30…
Острая боль пронзила Киру, словно ей в горло воткнули тонкий раскаленный железный прут и протолкнули до самых бедер. Она вспомнила. И поняла, почему после того звонка Русанову чувствовала себя неуютно, испытывала какое-то смутное беспокойство, которое даже Дима не смог не заметить. Она тогда сказала Платонову, что ей кажется, будто она сделала что-то не так, а он ее успокаивал, говорил, что это нормальное ощущение человека, который впервые делает непривычное для него дело.
Тогда она должна была сказать Русанову: «Вы должны не забыть три раза по тридцать плюс десять». Начав фразу, она уперлась взглядом в записанный синим фломастером телефон 214-10-30 и машинально сказала: «Вы должны не забыть три раза по десять плюс тридцать». Ей казалось, что она и сейчас слышит свой голос, произносящий неправильные цифры. Но ведь смысл сказанного состоял в том, что документы лежат не в двадцать седьмой, а в сто двадцать седьмой ячейке. А три раза по десять плюс тридцать – это не сто, а только шестьдесят. Значит, Русанов должен был искать документы в ячейке номер 87. Как же получилось, что он их нашел там, куда Кира их положила? Ведь в тот же день вечером он подтвердил, что забрал документы в камере хранения.
Выходит, он с самого начала знал, где они. Потому что после первого ее звонка послал на вокзал людей, которые ее выследили и видели, куда она положила документы. Она могла бы сказать ему какие угодно цифры, она могла бы даже перепутать вокзал, но он все равно получил бы конверт с бумагами. Потому что они ему нужны. И потому, что он вовсе не играет в одной команде с Дмитрием. Он ему не доверяет. Они не друзья, а противники. А Дима так верит ему…
Кира быстро вышла из будки и зашагала к метро. Ей нужно домой. Ей нужно увидеть Диму, сказать ему обо всем, сказать, что он ошибся в своем друге, что тот предал его. Что все гораздо хуже, чем они предполагали, потому что Киру скорее всего выследили уже тогда, неделю назад, и теперь в их квартиру хотят подослать наемного убийцу…
Нет, этого говорить нельзя. Про убийцу она знать не может. Но все равно, про Русанова она скажет обязательно.
Впервые за много лет ее захлестнула волна сочувствия и нежности. Кира Левченко никогда никого не любила, кроме своего бывшего мужа, она была для этого слишком холодна и невозмутима. Она испытывала интерес к некоторым мужчинам, позволяла им ухаживать за собой, спала с ними, с трудом сдерживая откровенную скуку, но никто из них не будил в ней теплых чувств, никто не заставлял тосковать по себе и с нетерпением ждать следующего свидания. А сегодня, поняв, что не может убить Платонова, она внезапно поняла, что успела привязаться к нему, что он ей не безразличен, что она заигралась в придуманную ею же игру, сделав Дмитрия источником необычных острых ощущений, подпитывающих ее азарт, а в результате оказалась в роли матери, опекающей и оберегающей своего ребенка, помогающей ему выбраться из сложной и опасной ситуации.
Она шла все быстрее и быстрее и под конец чуть не бежала по эскалатору. Если она не придумает, как спастись самой и спасти Дмитрия, если она ничего не придумает до утра среды, к вечеру их обоих все равно убьют. Их фамилии и адрес известны, ничего сложного. Жить им обоим осталось двое с половиной суток. Жить. Жить…
6
Андрей Чернышев появился, ведя на поводке огромного Кирилла – свою любимую овчарку, в родословной у которой было записано длинное и труднопроизносимое имя, имеющее, однако, буквы «к» и «р», что и позволило ее хозяину поступиться правилами и назвать собаку человеческим именем.
– Ты мне пса загубишь, – начал он прямо с порога. – Хорошая собака должна есть только у себя дома и только из своей миски. Миску я привез с собой.
– А расписания ты привез? – спросила Настя, ласково поглаживая Кирилла по шее. Пес вообще-то не был особо приветливым, но Настю к себе подпускал на правах старой знакомой. Во-первых, однажды, уводя ее с линии огня при задержании опасного преступника, Кирилл заставил ее со всего размаху ударить плечом в незапертую железную дверь, в результате чего Настя упала, разбила коленку и сломала каблук, а пес еще долго чувствовал себя виноватым. Во-вторых, когда полтора года назад преступники запугивали Настю тем, что у них есть ключи от ее квартиры, Кирилл провел с ней целую ночь, не только охраняя, но и успокаивая. А рано утром Андрей Чернышев сменил замок в ее двери и увез собаку.
– Привез. На, держи, – Андрей протянул ей девять тоненьких книжечек. – Может, объяснишь, что у тебя за пожар?
– Угу, – промычала Настя невнятно, усаживаясь за компьютер. – Иди сюда. Вот, смотри, места, где были найдены застреленные снайпером люди. Мы-то с тобой исходили из того, что человек привычно уезжает на одно и то же расстояние, и, отталкиваясь от этого, пытались определить примерный район его жительства. А может быть, все дело не в расстоянии, а во времени? Он убивает там, куда может доехать, к примеру, за два часа. Он тоже привык, но не к километрам, а к часам и минутам. Чувствуешь разницу?
– Ну, более или менее, – неопределенно кивнул Андрей. – Давай поподробнее.
– А если поподробнее, то все зависит от того, как далеко от вокзалов он живет. Поезда со всех вокзалов идут с одинаковой скоростью, но до одного вокзала ему добираться пять минут, а до другого – час. Поэтому по одной дороге он уезжает аж за сто километров, а по другой – убивает в двадцати километрах от города. Сейчас мы с тобой откроем расписания и будем считать, сколько минут идут электрички до тех станций, где совершены убийства. Будем считать, что самая дальняя станция связана с тем вокзалом, ближе всего к которому живет стрелок. Ну и так далее. Идея ясна?
– Ясна. Только как ее выполнять – непонятно.
– Чего тебе непонятно? – начала злиться Настя, которая терпеть не могла, когда ее останавливали «на всем скаку».
– Как минуты посчитать, это я понял. А вот как дальше-то?
– Андрюша, не забивай ты себе этим голову, – махнула она рукой. – Я сама это сделаю, если ты не знаешь как. Ты только помогай.
– Ладно, – вздохнул Чернышев. – Вечно ты меня унижаешь, Анастасия. Показываешь интеллектуальные фокусы и балдеешь, видя мой разинутый рот, вместо того чтобы сесть и терпеливо объяснить товарищу, как ты это делаешь.