Шестерки умирают первыми
Шрифт:
Та стояла у окна и смотрела куда-то в пространство.
– Я тебя обидел? – начал Платонов без предисловий. – Прости, родная, я знаю, что повел себя грубо и несдержанно, мне не следовало… Прости меня, Кира. Я в первый же день предупредил тебя, что ты мне очень нравишься, правда, я обещал держать себя в руках, пока ты сама не захочешь нашей близости, но я же не железный. Я очень хотел тебя. Прости еще раз.
Кира повернулась к нему и как-то странно улыбнулась.
– Хотел? А теперь больше не хочешь? – спокойно спросила она.
– А теперь хочу еще больше, – пошутил он, случайно скаламбурив. – Чем я могу загладить свою вину?
– Ты должен убить
«Боже мой, значит, она все-таки сумасшедшая», – в отчаянии подумал Дмитрий. Если так, то ему, пожалуй, не спастись, если только он немедленно не сбежит отсюда, из этой веселенькой квартирки. Но бежать было некуда.
– Я плохо расслышал, – произнес он как можно безразличнее. – Что я должен сделать?
– Ты должен убить своего друга Сергея Русанова. Потому что твой друг Сергей Русанов не верит тебе и хочет тебе навредить. Ты прости меня, Дима, я совершила ошибку, но эта ошибка сегодня позволила мне понять, кто является твоим настоящим врагом.
– Ну что ты говоришь, Кира, – сказал Дмитрий с мягкой укоризной, – не может этого быть. Сережа мой друг вот уже много лет, зачем ему мне вредить…
Он машинально продолжал говорить какие-то ненужные слова, стараясь убедить Киру в том, что она ошибается, но в голове у него с каждой секундой крепла мысль: может быть, это может быть. «Может быть. Потому что, если это так, тогда все сразу становится понятным. Серега мог вычислить Тарасова, потому что он, во-первых, опытный оперативник, во-вторых, слишком хорошо знает мой характер. Серега мог убить Агаева, потому что я ни от кого не скрывал факт нашей со Славиком встречи, и телетайпограмму посылал из нашей дежурной части, и вышел вместе с ним из министерства. И тогда становится понятным самоликвидация фирмы «Вариант». Я-то думал, что Русанов где-то неосторожно сработал, и удивлялся, что такой опытный и квалифицированный специалист мог допустить такую оплошность. А если это не оплошность? Но почему? Боже мой, почему он это сделал? Зачем?»
Глава 13
1
Утром в понедельник Платонов проснулся ни свет ни заря и долго раздумывал, вставать ли ему, рискуя разбудить Киру, или еще поваляться и подумать.
Спал он снова на кухне на раскладушке. Вчера у них с Кирой состоялся тяжелый разговор о Сергее Русанове. Кира настаивала на своей правоте, Дмитрий как мог защищал друга, но чем больше аргументов в его пользу он находил, тем острее делались подозрения.
– Дима, перестань, – наконец устало сказала Кира. – Ты сам не веришь в то, что говоришь.
Платонов понимал, что она права.
До самого позднего вечера они ни словом не обмолвились о том, что произошло в прихожей. Но чем ближе подходил момент, когда надо будет ложиться спать, тем явственнее ощущалась возникшая между ними неловкость. Они долго пили чай на кухне, оттягивая решительную минуту, заводили какие-то необязательные разговоры, задавая друг другу ненужные вопросы и давая на них чрезмерно обстоятельные ответы. Наконец Платонов поднялся.
– Тебе надо отдыхать, Кира, – ласково сказал он. – Иди ложись.
Она вопросительно посмотрела на него, словно говоря: «А ты? Ты пойдешь со мной или будешь спать на кухне?» Но промолчала.
– Иди, милая, – повторил он. – А я приду потом пожелать тебе спокойной ночи.
Дмитрий быстро постелил себе на раскладушке, снял рубашку и носки и в одних джинсах зашел в комнату. Кира уже лежала в постели с книжкой, и он заметил, что лицо ее не было расслабленным, как у человека, собирающегося уснуть. Он присел на краешек дивана и осторожно погладил Киру по волосам. В ответ глаза ее вспыхнули тем самым огнем, который он уже не раз замечал. Но на этот раз лицо ее не оживилось, не порозовело, напротив, она была бледна, губы сжались, шея напряглась. Кира вскинула руки, обхватила его за шею и притянула к себе, и Дмитрий ясно почувствовал, как она дрожит.
«Да что это с ней? – с холодным удивлением подумал он. – Похоть разбирает, что ли? Ну, повезло мне, похотливая убийца-маньячка».
Он машинально делал все, что нужно делать, запустив руки под одеяло и лаская ее шелковистую гладкую кожу, касаясь губами ее лица и шепча едва слышные нежные слова, и настороженно наблюдал за ней, чтобы точно понять, чего она хочет: только убедиться в его расположении или получить все сполна по полной программе. Внезапно Кира открыла глаза, и Платонов увидел в них неприкрытый ужас, граничащий с паникой.
– Что с тобой, милая? – тихонько спросил он, целуя ее в шею. – Я что-то делаю не так?
– Дима, я не хочу умирать, – быстро зашептала она. – Я не хочу, не хочу, не хочу. Я боюсь. Если он меня выследил, он может нас убить.
«Слава богу, она не сумасшедшая, – с облегчением подумал Платонов. – Нормально развитый инстинкт самосохранения заставляет ее перед страхом смерти самоутверждаться в качестве живого существа. Что можно противопоставить смерти? Только продолжение рода. Поэтому перед ее лицом повышается сексуальная активность. Но она что-то уж слишком боится. Похоже, она знает больше, чем я. Значит, она о чем-то умалчивает. Интересно, что же это такое, чего я не знаю и что заставляет ее так трястись от страха?»
Он ласково успокаивал Киру, утешал, говорил, что ничего страшного случиться не может, что она все придумала, умело и настойчиво ласкал ее до тех пор, пока она не закрыла глаза и не откинулась на подушки, прерывисто дыша.
Когда все закончилось, Дмитрий поцеловал Киру в щеку и ушел спать на кухню. Судя по доносившейся из комнаты тишине, Кира уснула сразу и крепко, и Платонов слегка позавидовал ее нервам. Сам же он еще долго вертелся, пытаясь понять, что могло так панически испугать Киру, а заодно принять решение о том, как ему вести себя дальше. Самым главным был вопрос о Кире: что делать с ней? Да, она убийца, она преступница, на ее совести шесть жизней, и она безусловно должна быть наказана. Но она – женщина, которая не побоялась привести его в свой дом, когда он нуждался в ночлеге и отдыхе, которая поверила ему и согласилась помочь, принеся ему в жертву собственные планы и удобства. И, кроме того, это женщина, которая в данный момент явно чем-то напугана и сама нуждается в поддержке и защите. «Так как, Платонов, – спросил сам себя Дмитрий, – кем ты предпочитаешь быть, ментом или мужчиной?»
С этим вопросом в голове он уснул, с ним же и проснулся и решил еще некоторое время полежать тихонько, чтобы не будить Киру и подумать в спокойном одиночестве.
К тому моменту, когда она встала, Дмитрий принял решение и угрюмо думал: «Ты не мент и не мужик. Ты просто сволочь, Платонов».
2
Выполняя указание Платонова, Кира снова поехала в центр, на Садовое кольцо, звонить. Первый звонок был Казанцеву.
– Дима все еще разбирается с Катей из Омска, – произнесла Кира условную фразу. – Ему надо знать, куда ему сегодня ехать.