Шестерня
Шрифт:
Гомон затих, из толпы, протиснувшись через соплеменников, выбрался старик, от шеи до пят закутаный в халат толстой ткани, сам невысокий, сгорбленный, иссохший от старости и работы, одно слово - обжевок, и как на ногах стоит? Однако взгляд живой. Из глазниц, угнездившись глубоко в черепе, остро посверкивают угольки глаз, рассматривая пришельцев то так, то этак, словно разглядывая некие видимые лишь им незримые черты.
Пожевав губами, старик сухо изрек:
– В чем дело?
Толпа зашумела, пещерники наперебой загомонили, объясняя, жестикулируя, перебивая один другого. Наконец, среди прочих голосов выделился один посильнее, произнес, заглушив остальных:
– Иглошерстни напали, Креномер! Едва успели врата задвинуть.
Мужику вторили прочие, и вскоре вновь стало не разобрать ни слова. Названый Креномером, поморщился, сказал с брезгливой гримасой:
– Не слепой, вижу. Я спрашиваю, почему, вместо того, чтобы обороняться, вы галдите как пискуны?
– Так ведь ушли, Креномер!
– послышались радостные возгласы.
– Об врата разбились, и ушли.
Старик поднял руку, отчего звуки враз обрезало, сказал сердито:
– Тем более, толкаться нечего. Расходитесь, пока с лестницы не попадали. Один завалится - всех потянет.
– Так ведь не высоко!
– не выдержав, задорно воскликнул Бегунец.
Старик перевел взгляд на парня, отчего тот разом потупился, сказал скрипуче:
– Оно верно, не высоко. Да только я тут краем уха слыхал - иглошерстни мимо пробегали. Уверен, что ушли? Как будешь потом упавших обратно втаскивать, по частям?
Бегунец хмурился, бледнел, сгибался все ниже, будто слова старика давили тяжеленными камнями, вжимали в пол. Глядя на муку товарища, Зубило не выдержал, сказал с вызовом:
– Но ведь известно, что иглошерстни не ждут и не устраивают засад! Набежали, не нашли добычи - исчезли. Всегда так было!
Креномер перевел взгляд, сказал сухо:
– Может и так. Да только времена меняются. Вчера не ждали, а сегодня решили подзадержаться. Дай вам, оболтусам, решать, через седьмицу народу в деревне не останется.
– Помолчав, нахмурился, добавил со злым интересом: - Кстати, а кто иглошерстней притащил? Как начали орать, я из дома выглянул, успел заметить, как трое по полю улепетывают. Не подскажешь, то кто был? Глаза молодые, не мог пропустить.
Креномер придвинулся, навис над парнем, словно разом увеличился в размерах, глаза горят нехорошим огнем, рот перекошен, пальцы - крючья сжимаются, еще немного, и схватит, разорвет, втопчет в лестницу. Глядя на Зубилу с Бегунцом, что попятились, испуганно вжались спинами во врата, Шестерня сдвинулся, отгородив спутников от жуткого старика, сказал укоряюще:
– Полно тебе. Парни вели себя достойно, вовремя заметили, вовремя сказали. Даже побежали не сразу, а уж потом, когда я вперед дернул, в смысле, пошел. Гостеприимные ребята. А то, что твари по окрестностям скачут, как блохи по... к-хм, штанам, твой недогляд, не их.
Словно только сейчас заметил, Креномер взглянул на Шестерню, некоторое время задумчиво разглядывал, спросил с великим сарказмом:
– А ты вообще кто? Этих, - он мотнул головой в сторону парней, с трепетом прислушивающихся к разговору, - знаю, тебя нет.
Шестерня подбоченился, фыркнул:
– Я-то Шестерня, меня вся деревня знает. А вот кто ты такой?
ГЛАВА 4
Парни позади простонали что-то невнятное, кто-то охнул в толпе. Наступила зловещая тишина. Отвесив челюсть, Креномер ошалело уставился на Шестерню. Незнакомец стоит расслабленно, снисходительно поглядывая вокруг, словно это вовсе не он пришел в село, а к крыльцу приперлась толпа бродяг, что униженно вымаливают крошки со стола, а хозяин задумался - прогнать, или, так уж и быть, позволить вылизать грязные миски?
Рассматривая гостя то так, то этак, Креномер отстраненно произнес:
– А не выбросить ли нам гостя за ворота?
В толпе ахнули. Донеслось испуганное:
– Но ведь иглошерстни могли не уйти... ты же сам сказал.
Креномер недобро усмехнулся, сказал с усмешкой:
– Так он же сам их и привел, вот и пусть расхлебывает. А заодно спутников, чтобы впредь неповадно было кого ни попадя в деревню таскать.
– Они же погибнут! Где ж неповадно-то?
– простонала какая-то женщина.
– Вам неповадно, не им, - отрубил Креномер жестко.
– Кому Прародитель ума не дал, того уж не исправить. А так хоть какой-то прок.
Шестерня хмурился, кривился, наконец, не выдержал, заметив, как лицо старца преисполнилось злым довольством, фыркнул:
– Тю! Напугал кирку каменьем. Знал бы - стороной бы обошел. Гостям не рады, строить не умете... поди и хмель варите отвратный?
Он уже собрался уйти, но из толпы выдвинулся грузный мужик, сказал с вызовом:
– Постой, постой. Это кто тут строить не умеет? Это мы-то не умеем?
Шестерня окинул собеседника взором, мужик здоров, кряжист, челюсть тяжела, что твоя наковальня, дойди до схватки - кулаки об такого порасшибаешь, сказал с усмешкой:
– Как сюда шел, видел нечто. Думал, куча мусора, но парни сказали - заградной вал. Сперва не поверил. Но теперь, глядя на ворота...
– указательный палец уперся в железные штыри позади, - понимаю, что тут за устроители.
Мужик побагровел, прогудел с угрозой:
– Что не так?
Шестерня прищурился, сказал с насмешкой:
– Да эти ворота соплей перешибешь, не то что чем серьезным. Я удивляюсь, как эти ваши игложопни до сих пор в деревню не прорвались, да всех не пожрали. Чтоб впредь неповадно было.
– Неповадно что?
– опешив, спросил мужик тупенько.
– Неповадно такое строить!
– теряя терпение, рявкнул Шестерня.
– Сделай я подобное - со стыда бы помер, а если нет, местные бы поймали, да в задницу засунули. Чтобы, как тут у вас говорится, впредь неповадно было.
Мужик набычился, пошел буром, но Креномер, что внимательно прислушивался к беседе, быстро заступил дорогу, поспешно спросил: