Шестикрылый Серафим
Шрифт:
Мои претензии оказались при ближайшем рассмотрении пустыми и несправедливыми. Надо было искать пути к отступлению. Я задумчиво разглядывала угол стены с отклеивающимися обоями.
— Сухов, ну сколько можно тебя просить, приклей же наконец эти дурацкие обои! Скоро штукатурка будет в суп сыпаться! Людей стыдно в дом позвать! — Я, пряча глаза, начала мыть посуду. Алик, поймал мою руку и заглянул в лицо — Так что, Сашенька, можно считать, что этот эпизод мы благополучно проехали?
— Забирай свой ключ и уматывай. У меня много дел, надо к завтрашнему дню отпечатать материал.
— Постой, — не унимался Сухов, — давай уж договорим до конца. Я могу считать, что вернул твое
— Да, — буркнула я, пряча улыбку.
— И если завтра подобная ситуация сложится опять и квартира понадобится кому-нибудь еще, ну, скажем, Сашке Колесникову, ты разрешаешь мне распорядиться твоим ключом?
— Делай что хочешь, — махнула я рукой. — Только чтобы я ничего не знала.
Сентябрь 1987 г, г. Ленинград
— …Что это ты к нам пожаловал? Наркоманов давить? В Москве своих уже не хватает?
— Есть тут у меня одно дело, связанное с переброской наших наркотиков к финнам.
— Это как же?
— Появилась, Юра, на финском рынке очень даже советская анаша. Они там быстро вычислили, что она из Казахстана, но сделать пока ничего не могут. Товар к ним идет и идет. Качеством она, конечно, пониже, чем та, к которой они привыкли, зато цена уж очень привлекательная. Поэтому и перехватить ее трудно. Вот я и приехал. Надо, как у нас говорят, помочь финским товарищам. Ну, как тебе новый указ?
— Азиатчина какая-то! Человек болен, а его за это — за решетку. Я сам знаю несколько таких случаев, бывшие наши больные, конечно, но ведь вылечить их невозможно! Я-то знаю это как врач, хоть и не нарколог. И представь себе, теперь они сидят! Как будто их там вылечат.
— Умные не сидят. Для умных прекрасная дырка оставлена, через которую от любой ответственности по этому указу убежать можно. И те, кто поумнее, сразу это поняли. Они в один карман кладут заявление о том, что просят направить их на лечение от наркомании, и это означает, что их уже нельзя привлекать к ответственности за уклонение от лечения. А в другой карман — другое заявление, о том, что вот только что нашли на улице наркотики и идут сдавать их в милицию. Даже вес примерно указывают. Как его после этого привлекать? В больших количествах никто теперь наркотики при себе не носит — перестраиваются. Так что, кто поумнее — те на свободе. А дуракам самое место в тюрьме. Указ, Юра, очень сильный. Кто у нас раньше был свидетелем по делам, связанным с наркотиками? Наркоманы. Не очень охотно, конечно, но давали ведь показания на тех, кто им продал зелье и почем, и кому еще продавал, и в каких количествах. Понимаешь, получалось так, что вроде бы у нас общий враг — продавец наркотиков. Для меня потому, что он закон нарушает, а для покупателя — потому, что дерет с него три шкуры. Вот на этом мы и сходились. А теперь у бедного наркомана врагов прибавилось: и милиция его обижает, и продавец. И ко мне он теперь плохо относится, и к нему. Но сбытчик дает ему наркотик, а от меня что он получит, кроме неприятностей? Так что после нового указа серьезных дел у нас поубавилось. Сбытчикам стало работать поспокойней, следовательно, чистые доходы у них возросли, и у каждого появилась возможность расширить дело. Значит, появятся и новые потребители, и новые производители, и новые каналы доставки.
— Саша, ведь если так будет продолжаться, у нас скоро половина населения попадет в зависимость, от наркотиков!
— Что, и ты попадешь?
— Ну, я-то нет.
— Ну, и я тоже — нет. Что тебя это вдруг так взолновало? Народ же надо чем-то удерживать. Какое-то время удерживали энтузиазмом, потом — колючей проволокой, потом сплотились для борьбы с общим врагом, потом — с разрухой.
— Но в такой игре все проигрывают.
— Кроме тех, у кого в руках наркотики и легальная или нелегальная монополия на их реализацию.
— Хм! Неужели я смогу когда-нибудь сказать своим внукам, что стоял у истоков наркотизации всей страны?
— Разумеется, дорогой профессор! Но не забудь при этом добавить, что заработал на этом очень хорошие деньги. В конце концов, если бы этого не сделал ты, это сделал бы кто-нибудь другой. Так что не посыпай главу пеплом. Только одна операция по списанию с армейских складов индивидуальных аптечек с известными тебе препаратами принесла тебе лично не меньше двух миллионов. Кстати, как ты их пристроил? Извини, за нескромный вопрос.
— Знаешь, Саша, вопрос твой, действительно, нескромный. Можешь считать, что у меня есть Нобелевская премия, которую я еще не получил.
— Вот и славно. Будет, что внукам рассказать.
Глава 8
1 марта 1991 г., пятница, г. Москва, 14 час, 15 мин. (по телефону)
— Здравствуй, дорогой профессор! Что же ты не позвонил мне заранее? Я бы тебя встретил. Ты надолго в Москву?
— Нет, Саша, всего на денек. Мне завтра рано утром вылетать из Шереметьева, там надо быть в пять утра.
— Далеко ли собрался?
— Да вот пригласили в Нью-Йорк на симпозиум. Предложили выступить с докладом, жаль отказываться.
— Что ж, слетай, дело хорошее. Надолго это?
— Нет, максимум на неделю.
— А что у тебя со здоровьем? Вроде ты раньше не жаловался.
— А, ерунда. Простыл.
— Ты где сейчас? Откуда звонишь?
— Стою в холле своего министерства. Надо было последние указания получить, билеты и двадцать долларов на мелкие расходы. Эти доллары я, по сложившейся традиции, должен буду привезти обратно. Особых дел у меня в Москве нет, в гостиницу лезть не хочется, все равно в три часа ночи уезжать оттуда придется. Меня обещали отвезти, дадут дежурную машину. Вот раздумываю, куда деваться.
— Удобный ты мужик, Юра! Встречать себя не просишь, провожать тебя не надо. Так ты на Рахмановском? Подожди меня десять минут, выходи прямо к подъезду. Я за тобой заеду.
1 марта 1991 г., пятница, г. Москва, 14 час, 50 мин.
— Узнаешь квартиру?
— Да, вроде что-то знакомое. Ну конечно, разве забудешь. Я до сих пор помню ощущение наручника на своей руке.
— На правой или на левой?
— Ах ты, черт! Забыл!
— Может быть, пора освежить?
— Да ну тебя с твоими шутками.
— Ладно, ладно, не сердись. Это же тебе на пользу пошло.
— Я не сержусь. А что-то в квартире все-таки изменилось. Может быть, обои? Нет. Вот здесь, по-моему, не было книжных полок. И вот этой. штуки. Это что, солнце?
— Нет, брат. Посмотри повнимательнее. Ее действительно не было.
— Что тут смотреть? Старая работа, ручная, дерево растрескавшееся…
— Не угадаешь! Я и сам не догадался сразу. Вспомни пушкинского «Пророка». Кто там ему явился на перепутье?