Шестнадцать зажженных свечей
Шрифт:
...Наступил полдень. Ярко светило солнце, и это особенно было видно по контрастной тени от старой липы на асфальте.
Вокруг древнего ствола дерева сидели, подстелив газеты, Костя, Лена, Очкарик, Жгут, Дуля. Костя читал английский журнал.
Подошел медленно, вроде бы неохотно Муха, за ним шествовали еще двое.
— Видали чокнутых? — спросил Муха у своих сопровождающих.
Те послушно захохотали, но без особого энтузиазма.
— Муха,— сказала Лена,— А вы присоединяйтесь.
— Да что вы говорите? — иронически сказал Муха.— Присоединяться?
— Не растащат,— сказал Костя, Оторвавшись от журнала.
Взгляды Мухи и Пчелки встретились.
— Цирк! — завопил Муха.— Алле-гоп в двух отдалениях! Граждане, собирайтесь! Бесплатное представление!
И действительно, подошла любопытствующая пенсионная пара. Молодая мама подкатила коляску с младенцем.
— Муха,— сказал Жгут,— закрой поддувало!
— Ты смотри! — не унимался Муха.— И Жгут у нас теперь убежденный борец за справедливость! Сейчас повеселимся. Надо скорее занимать свободные места. Джон, стуло! Одна нога здесь, другая там!
Джон убежал и скоро вернулся с двумя пустыми ящиками из-под фруктов. Мухе и его сопровождающие устроились на ящиках невдалеке от липы, приняв позы зрителей, закурили.
В это время у липы появился Эдик.
— Салют! — поздоровался Эдик.
— Салют! — ответил Костя.
— Ну, вы даете! — азартно сказал Эдик.
Лена протянула ему лист газеты:
— Бери!
Эдик устроился рядом с Леной.
— Ты гляди! — промолвил Муха.— Интеллектуальное пополнение. Интересно, как с ними блюстители порядка обходиться будут? Точно вам говорю: намечается интересное зрелище!
И тут примчался пацанчик лет десяти, зашептал, округлив глаза:
— Идут! Мамонт, его рабочие и один с этой...
Он не успел договорить — возле дерева появилось четверо мужчин: директор продовольственного магазина Василий Васильевич Мамонтов, двое рабочих в синих халатах и здоровенный детина с бензопилой.
— Значит, так,— говорил на ходу Василий Васильевич рабочим,— вы прикиньте, куда она упадет, и натяните шнур. Будете наблюдать, чтобы никто не подлез.— И тут он увидел ребят, которые тесным кольцом сидели вокруг ствола липы.— Это что такое?
— Внимание! — гаркнул Муха.— Занавес поднят! Оркестр! Почему молчит оркестр?
Но было напряженно-тихо возле старой липы.
— Я вас спрашиваю,— уже гневно закричал Василий Васильевич,— что это такое?
— Мы вам не позволим спилить липу,— спокойно сказал Костя и опять опустил глаза в журнал.
— То есть как это?..— Мамонтов шагнул к Косте.— А ну пошли отсюда, хулиганье! Вон!..
— Вы на нас не орите,— сказал Эдик.
— Мы нервные,— добавил Костя.
— Что? Да я тебя...— Василий Васильевич сделал еще один шаг к Косте.
— Между прочим,— заметил Дуля,— у него второй разряд по каратэ.
Мамонтов поспешно отступил назад, сказал своим рабочим:
— А ну, гоните их отсюда!
Один рабочий направился было к ребятам, невозмутимо сидевшим на своих местах, но тут вступил Жгут:
— Дядя, будешь широко шагать, штаны порвешь.
Рабочий остановился на полпути, сказал:
— Что я, Василий Васильевич, милиционер?
— Правильно! — закричал Мамонтов.— В милицию! Вы мне ответите, шпана! За решетку упеку! Оставайтесь здесь! — сказал он рабочим,— Я мигом!
И Василий Васильевич Мамонтов тяжелой трусцой покинул поле сражения.
— Браво! — В напряженной тишине Муха захлопал в ладоши.— Вступление закончилось, начинается непосредственно драма!
Мухе никто не ответил, никто не смотрел в его сторону.
...Через полчаса вокруг ствола старой липы сидели не только Костя и его товарищи, но и пяток ребят помоложе. В стороне стояли двое рабочих и детина с пилой. Прибавилось и сторонних наблюдателей, все больше пенсионного возраста. По-прежнему в позах зрителей сидели на ящиках Муха и двое его сторонников.
Ребята под липой молчали. В толпе наблюдателей тихо переговаривались.
И вдруг все смолкло — к липе шли Василий Васильевич Мамонтов и участковый милиционер Николай Павлович Воробьев.
— А я-то думал,— на ходу завелся Василий Васильевич,— совесть у них проснется! Нет, сидят...
— Одну минуту, товарищ Мамонтов,— сказал Николай Павлович.— Сейчас разберемся. Ну? — Он спокойно посмотрел на ребят.— Кто говорить будет?
— Он...— вскочил Очкарик,— хочет спилить нашу липу! Без нее мой дед умрет...— И мальчик не смог от волнения говорить дальше.
— Погоди, Очкарик,— сказал, поднимаясь, Костя.— Мы, Николай Павлович, не позволим спилить липу. Для Владислава Константиновича, вот для его деда, она...— Костя не сразу нашел нужное слово,— ...источник жизни. А для всех нас? Вы посмотрите на нее! — И все посмотрели на красавицу липу, которая доверчиво шумела над людьми своей листвой.— Чтобы выросло такое дерево... Этой липе, может быть, сто лет! Мы никого не подпустим к ней!— И Костя опять сел на газету.
— Мы здесь будем сидеть день и ночь! — сказала Лена.— Но к липе никто не подойдет.
— Так...— задумчиво произнес Николай Павлович.— Теперь ваше слово, товарищ Мамонтов.
— Я не понимаю,— раздраженно заговорил Василий Васильевич.— Уже разъяснил вам...
— Вы и им разъясните.— Участковый милиционер кивнул на подростков.
— Не понимаю! Просто отказываюсь вас понимать, товарищ Воробьев! Все документы я вам показал.— Он потряс бумажками, зажатыми в кулак.— Это чертово дерево мешает машинам с продуктами подъезжать к магазину. Теперь новая техника— фургоны, им совершенно невозможно развернуться. У меня постоянные конфликты с водителями. Дерево... С него какой прок? Хочешь на природу любоваться, езжай в парк культуры и отдыха... Небось вся эта шпана...