Шестое действие
Шрифт:
– Госпожа Хайден! – закричал он. – Простите меня! Я ни в чем не виноват… ни в чем… это все другие… я не трогал ни вас, ни капитана… Помогите!
Мерсер не понимал причины его испуга. До берега не так далеко, вполне можно добраться вплавь. А так, подгребая ближе, Рухт подставлялся под выстрел.
Мерсер хотел зарядить балестр. Однако Анкрен коснулась его руки, останавливая. Затем взялась за весло. Мерсер догадался, что она собирается ударить Рухта, если тот попробует зацепиться за борт баркаса. Должно быть, он бы так и сделал. Но не успел. Слишком быстро его утянуло под воду – невообразимо быстро, с точки зрения человека, не любящего и не знающего моря, но который все же умеет плавать.
Анкрен взглянула на черную воронку на месте исчезновения лодки и пассажира, развернула руль. Крики и огни на берегу, казалось, не тревожили ее. Впрочем, никто за ними не гнался. Береговая охрана,
Они шли вдоль берега несколько часов. А под утро, согласно предсказаниям Анкрен, пал туман, сопутствующий влажным февральским ветрам. Он полз словно бы со всех сторон, и ветер растворялся в нем, уступая место мертвой зыби. И берег, такой близкий, исчезал из виду.
– Лучше бы нам пристать, пока мы не окончательно потеряли из виду береговую линию, – нерешительно сказал Мерсер.
– Тогда мы совсем отстанем от них, – Анкрен не смотрела в его сторону. Но он все равно заметил, что на протяжении этих часов она не переставала беззвучно плакать. И не знал, что делать. Ясно, что, в отличие от той ночи в Эрденоне, когда ангелисты пытались ее убить, к нему за утешением она не бросится.
– Анкрен, я мало что смыслю в мореходстве, но, по-моему, им туман мешает точно так же. Если мы задержимся, задержатся и они.
Анкрен повернула баркас к берегу, и вскоре нос его ткнулся в песок. Каким-то образом Анкрен нашла вход в небольшую бухту, не врезавшись в окружавшие ее черные выветренные скалы и торчащие из воды валуны. В тумане те напоминали чудовищ, выбравшихся на берег из моря. Вдвоем они вытянули баркас на песок. Мерсер подумал, не развести ли костер из плавника и подсыхающих на берегу водорослей, – но какой смысл? Есть все равно нечего.
– Поищем какого-нибудь жилья?
– Не стоит. Дождя нет. А от сырости – вот, – Анкрен бросила ему большой кусок парусины, который нашла под сиденьем.
– Возьми лучше себе, у меня плащ есть.
Анкрен приняла парусину обратно, но не укрылась ею. Села, комкая полотнище в руках.
– Все опять сорвалось… и опять из-за меня. Если б я не наткнулась на эту сволочь, ты мог бы их догнать. Я говорила тебе… Мне ничего не удается, я всем приношу несчастье, а ты не хотел верить…
– Анкрен, не заводи все сызнова. Я не дурак и понимаю, что когда-то с тобой случилось большое несчастье. И тебе о нем напомнили. Но лучше не растравлять сердце, а поберечь силы и лечь спать. Подумаешь, мы их упустили! Найдем, как находили прежде.
– Нет. – Она больше не плакала. – Я должна поговорить с тобой… рассказать… я не хотела… но ты должен знать о том, в чем я виновата.
– Забудь, что кричал этот подонок. Ты ни в чем не виновата.
– Виновата. – Парусиной она промокнула лицо. – Потому и просила, чтоб ты не спрашивал меня о прошлом. И дело даже не в том, захочешь ли ты остаться со мной после того, как все обо мне узнаешь, а это может быть для тебя важно. Ты ведь все равно спрашивал… но я старалась тебе не лгать. По-настоящему я соврала только раз. – Она помолчала, набираясь решимости. – Когда ты спросил, приходилось ли мне слышать фамилию Брекинг.
– А ты слышала?
– Это фамилия моей матери.
Мерсер отвел со лба намокшие волосы, и Анкрен показалось, что в действительности он хочет прикрыть лицо и то, что на нем написано, – страх? любопытство? разочарование? Но скорее это игра воображения – он и так отлично умеет скрывать свои чувства.
– Значит, ты из Брекингов… – тихо сказал он.
– Теперь я спрошу: что ты о них знаешь?
– Это очень старинный род. Один из древнейших, известных в Эрде. Притом отнюдь не богатый. Кроме того, у меня есть основания предполагать, что Брекинги обладали знаниями, большинству людей недоступными… и у них встречались необычные способности. То есть теперь мне понятно, откуда у тебя твой Дар. Но больше ста лет о Брекингах в империи не слышно. Еще мой отец разыскивал их, но они бесследно исчезли… – Это было в равной мере и утверждение, и вопрос.
– Все, что ты сказал, верно. Мои предки были странные люди… и примечательные. Именно они сняли заклятие с тех земель, что нынче зовутся Открытыми, и уничтожили то окаянное Зеркало Истины в Заброшенной часовне, о котором ты слышал. И за это их не любили. Давным-давно Брекинги променяли камни родового замка на палубы кораблей и покинули страну, что не была им благодарна. Рыцари стали купцами и рассеялись по миру. Семья была большая. Я знаю, что у меня есть родственники в Норумбеге и Эстотиланде, может, и еще где-нибудь, но я их никогда не видела.
– Значит, все они в Дальних Колониях?
– Да. Когда говорят о Дальних Колониях, почему-то все думают о Новом Свете. Но по ту сторону Индийского океана, на островах, у империи тоже есть владения. Там я и родилась. Моего отца звали Микаэль Деллинг, он был арматором и капитаном торгового корабля. Точно так же, как родственники матери были моряками и судовладельцами, привыкшими брать свои семьи в плаванье. Лет до тринадцати я лучше знала Батавию и Гоа, где мы с матерью подолгу жили, чем Свантер и Гормунд. Но больше всего времени мы проводили в море. Отец редко возвращался в Европу, сбывал товары, взятые в Индии, на Тапробане и Мадагаскаре, через посредников. – Горечь в ее голосе исчезла. Анкрен улыбалась. Она была сейчас женщиной, рассказывающей ребенку сказку, и ребенком, который эту сказку слушает. – Он возил оттуда пряности, фарфор, кофе, хлопок и шелк, лекарственные снадобья, сандал и черное дерево, а из империи доставлял оружие, инструменты, кожу, меха. Отец много терял на том, что не все сделки осуществлял напрямую, но деньги его не очень волновали. Его больше притягивало все новое, что он видел и узнавал в тех странах: языки и обычаи, моря и города. Мир для него был как сундук с сокровищами; и всеми богатствами, что ему удалось добыть, он делился со мной – от невиданных в Европе цветов до столь же невиданных способов драться…
– Ты все время говоришь об отце, а о матери умалчиваешь. Нарочно?
– Нет, но так получается. Я была отцовой дочерью, и он был для меня, как для своей команды, первым после Бога. А мать?… Она была из Брекингов, но с радостью бы забыла об этом и мне ничего бы не сказала.
– Почему?
– Она была очень религиозна, и силы, с которыми Брекингам приходилось соприкасаться в прежние времена, считала дьявольскими. И ее мучило то, что во мне с детства начал проявляться Дар. Она считала его не Даром, а несчастьем, постигшим меня по ее вине, переданным с ее кровью. И она постоянно внушала мне, что я никогда, ни при каких обстоятельствах не должна этим пользоваться – ради спасения моей души и блага родителей. Отец ее поддерживал. Его, правда, волновала не столько моя душа, сколько безопасность. Я не должна была выдавать себя ни перед кем, даже перед преданными ему матросами. Моряки в большинстве своем страшно суеверны, хуже старух. Знаешь, почему почти все они носят серьги? Это оберег, чтобы не утонуть. И притом считают, что нельзя учиться плавать – чтоб меньше мучиться, если попадешь в крушение. Отец-то последнего обычая не держался – он плавать умел и меня выучил. А что до умения наводить мороки – тут я была послушна родителям. Мне и так было хорошо, меня все любили – зачем мне было притворяться кем-то еще? – Она немного помолчала. – И так было, пока мне не пошел четырнадцатый год. У отца появились новые планы. Ему было мало тех стран, что он уже знал, все предшествующие годы он мечтал попасть в Ниппон и собирал о нем сведения по крупицам. А Ниппон – это закрытая страна. Там и прежде иностранным купцам разрешалось высаживаться только в одном порту. Потом и это правило ужесточилось. Я в точности не знаю, из-за чего. В Ниппоне другая вера… Там были страшные междоусобицы, восстания… Они вроде бы считали, что к этому причастны христиане… Отец говорил, что это не так, купцы не стали бы действовать себе во вред, а гражданские войны наносят урон торговле. Короче, всем иностранцам разрешили селиться только на маленьком островке, соединенном с гаванью мостом, и всех, кто проходит по мосту, строго проверяли. При этом никому из факторов не позволялось держать при себе семью. Но от желающих все равно не было отбоя, потому что торговля с Ниппоном выгодна. И когда освободилась вакансия, отец решил занять это место. Свой корабль – «Талиту» – он передал помощнику, Герду Григану… ну да, – она печально усмехнулась, – так его звали. Он был человек немолодой, немного тугодум, но моряк хороший и преданный отцу. Григан доставил нас в Свантер, и мы с матерью остались там, а после переехали в Гормунд, потому что там жизнь дешевле. Раз в год приходила «Талита» с товарами и письмами от отца. И так продолжалось три года. А на четвертый «Талита» не пришла. И мы не знали ничего о том, что произошло, – в те воды заходит мало эрдских кораблей. Когда прошли все возможные сроки, за которые самый побитый бурей корабль способен сменить оснастку, я решила действовать. Отправиться к берегам Ниппона. Нет, не прибегая к своему Дару – я верила, что этого делать нельзя. И путешествовать сама по себе я тоже не собиралась. Я была глупа, но не настолько. У отца был друг, тоже торговый капитан, Тревор Хайден. Он был моложе отца, ему было в то время, я думаю, около сорока лет. Он постоянно навещал нас, когда бывал в Гормунде, и при всей своей глупости я поняла, что он меня любит.