Шестой уровень
Шрифт:
— Зачем вода? — опешил оператор.
— Нужна! Холодная, ледяная!
— Кому нужна?
— Штурману!
Володя, так и не поняв, с чего это штурману вода, умчался за ведром и скоро действительно принес — ледяную.
К этому моменту штурман открыл глаза, все понял быстрее, чем оператор, сказал:
— Не надо. Я сам, — и сунул голову в ведро.
Довольно долго держал ее там, а когда, отфыркиваясь, вынул, глаза его действительно были трезвыми.
— Вот теперь мы у него возьмем интервью! — рубанула воздух
Глава восьмая СТЕНКА НА СТЕНКУ
Дорогу перед третьим корпусом гостиницы «Ярославская» запрудили длинные фуры с иногородними номерами. На окраинах нынче грабят зверски, вот дальнобойщики и решили перекочевать поближе к центру, где пусть дороже, но зато поспокойней и небезопасней.
— Ну и занесло же нас... — Кирюха удрученно смотрел на замызганных цыганок и цыганят, которые толпились прямо перед входом, чему-то громко смеялись, грызли семечки и между делом, без особого старания, выклянчивали у прохожих милостыню. — Тут и клопы, наверное, еще не перевелись...
— А ты чего ожидал? —хмыкнул Андрей. — Пять звездочек?
— И то верно, спасибо надо сказать, что не Бутырка, — мрачно пошутил Кирюха.
«Ярославская» не была телефонизирована, но в номере, который занимали Андрей с Кирюхой, телефон стоял. Кабель провели всего несколько часов назад, в обстановке повышенной секретности и по личному приказу полковника Савелова. Разумеется, простому смертному делать в этом номере было нечего, и, по меньшей мере, одиннадцать месяцев в году эта огромная комната с голыми стенами, шестью койками и глазком телекамеры в вентиляционном отверстии под потолком пустовала.
— И долго нам здесь куковать? — Кирюха подошел к окну, распахнул форточку, закурил.
Неуютно ему было в этом затхлом местечке. На казарму похоже. Или на хлев.
— Может, день, — пожал плечами Андрей, — а, может, неделю. Будем ждать вызова.
— А я и не пожрал как следует, — пожаловался Кирюха.
— Так закажи, — усмехнулся Чесноков. — Вон телефон.
— Да тут и без телефона можно, - зевнул Кирюха. — Девушка, будьте добры, примите заказ— вина и фруктов! — обратился к голым стенам Барковский. — Что-что? Не поняли? Я говорю: водки и огурец.
Андрей хмыкнул. Но улыбка так и застыла на его лице, потому что в этот самый момент в номер постучали.
— Во, блин, доигрался! — вскочил с кровати Андрей. — Тут же действительно все прослушивают. Кирюха и сам был не рад.
Они уставились на дверь, словно вообще впервые видели такое приспособление. Стук повторился.
— Мы пошутили! — крикнул Кирюха. — Нам ничего не надо.
Но дверь открылась.
— Совсем-совсем ничего?
Если бы на пороге стояла официантка с фруктами и вином, да даже
— Это... а... ты же... — очень содержательно сказал Кирюха.
— Я тут стишки припомнил, — закрыл Венька дверь за собой. — Увидим, услышим, диагноз поставим...
— И кому надо клизмочку вставим! — хором откликнулись Кирюха и Андрей.
И они снова обнялись. Теперь уже без показной радости: так обнимаются братья, которые друг за друга жизнь положат — не задумаются. И именно к этому — положить жизнь — готовы.
Разговор с рефреном «а помнишь?» с упоминанием экзотических географических названий затянулся часа на два. Но в конце концов Венька погрустнел:
— Мне бы с Людкой попрощаться.
— Намек понял, — оживился Кирюха. — Ты только скажи, и мы с Андреем погуляем, подышим свежим воздухом. Гляди, сколько здесь кроватей! Выбирай любую!
— Вы пошляк, Барковский, — насупился Венька. — Пошляк и извращенец. Я набью вам лицо.
— Прости дурака, — виновато развел руками Кирюха.
...Она опоздала на час, что было в ее стиле. Она всегда и всюду опаздывала. Венька уже настолько к этому привык, что не злился, а даже считал это своеобразным шармом.
–
Два дня назад они поссорились. Впрочем, ссорой это было нельзя назвать. Скорей, размолвкой.
Венька не был опытен в любви. Верней, в замысловатых любовных играх, которыми Люда владела в совершенстве. Он не понимал их правил. Будучи в душе чистым и наивным, он глупо попадался в простейшие женские ловушки, путался, терялся, робел и проигрывал раунд за раундом, при этом еще и чувствуя за собой неискупаемую вину. Люда была для него принцессой из сказки, он беззаветно обожал ее, первую и единственную.
Быть может, она бы вела себя иначе, если бы хоть что-нибудь знала о нем. Но она не знала, Венька никогда и ничего ей не рассказывал. Для нее он был сытым еврейским мальчиком, сыном благополучных и богатеньких родителей. Да, мальчик был с мускулами, но у кого их нет?
— Что случилось? Почему ты здесь? — взволнованно спрашивала Люда.
Он тысячу раз проговаривал в уме ответную речь, но сейчас опять растерялся, позабыл все слова, кроме: — Я все объясню... Прости меня, пожалуйста.
— Я тебя давно простила, глупый, — она прижалась к нему. — Господи, какой холодный.
Еще удивляется. Попробовала бы сама на холодном ветру целый час проторчать.
— Я люблю тебя, — жалобно произнес Венька и попытался ее поцеловать.
— Подожди, — Люда обожгла его губы прикосновением кожаной перчатки. — Давай зайдем куда-нибудь. Ты согреешься и все мне расскажешь.
Сейчас она была доброй заботливой мамочкой, а он сразу же почувствовал себя беззащитным ребенком.
— Да-да, пойдем... Я тебя с друзьями познакомлю...