Шестые врата
Шрифт:
– Там где ляжет тень, там где ляжет тень...
Федор вздрогнул, когда колонки разразились визгливыми звуками. Очевидно, он задел что-то в поисках пароля.
Там где ляжет тень - вдаль дорогаПраведная тень, праведная теньПраведная тень сердца Бога.Тень, тень, тень, сердца тень[5].
Лилит давно уже не слышала фортепиано – слишком далеко забралась по лестнице вверх... или вниз? Новая музыка, просочившаяся сквозь одну из дверей, несла с собой восточные ритмы и скрежет металла. Два голоса, высокий и низкий, сливались в острие стрелы, указывающей путь. Тени ходят там, куда их
– Меня забыли, - в голосе старика не было ни жалости к себе, ни обиды, ни гнева. Простая констатация факта. Край подумал, что это будет его первым желанием, если он выберется отсюда через Врата или без оных – забыть все, как страшный сон.
– Очень удобно, правда? – Продолжал калека, кривя бесцветные, сползающие влево губы. – Они ушли и оставили меня здесь. Знали, что не смогу спуститься без лифта. Дед с возу, кобыле легче, - костлявые плечи мелко затряслись, в груди засипело в такт, ввалившиеся глаза заслезились, и Краю трудно было понять, смеется старик или плачет. – Кобыла, это значит Анька моя. Вырастил паскуду на свою голову. Решила, раз их выселяют, зачем в новую-то квартиру старый хлам тащить? Вот и бросила меня тут, как чемодан без ручки или дырявый чайник.
Глаза Края невольно скользнули по стене с фотографиями в поисках Аньки, но нашли только улыбающуюся круглощекую девушку с кудрями до самой рамки, вряд ли способную претендовать на звание паскуды.
– Но как же вы... – он замялся, не зная, как лучше сформулировать не дававший покоя вопрос, - выжили здесь все эти годы? Один?
– А кто сказал, что я выжил именно здесь? – Старик подмигнул ему, сморщив землистые черепашьи веки, и довольно сложил руки на животе.
Лилит направила на себя фонарь. Яркий луч пронзил ее, словно меч. Черная растрепанная тень перегнулась через перила, скользнула по стене. Девушка подняла руку повыше. Свесилась со ступенек, сложилась пополам и сунулась головой на ту сторону.
– Тень сердца взойдет... Тень сердца взойдет...
Понеслась бесшумно по следам Игната – все выше и выше. Никогда еще она не была так высоко. YouaregettinghigherthanImpireState, baby[6]. Вот уже и последний этаж, выход на чердак и - железная дверь. Лилит ударилась о нее, растеклась чернильным пятном. Заперто. Даже тени не могут проходить сквозь запертые двери. Заметалась по площадке, то вытягиваясь длинными руками-ногами, то сжимаясь в безголовую пульсирующую кляксу. Позвала эхом голоса:
– Игнат! Игнат!
Если бы она могла сказать ему, хотя бы один единственный раз...
Где-то в недрах пустого дома пронзительно затрещал телефонный звонок.
Край вздернул голову: послышалось ему или...
– Это не нам, - уверенно бросил его собеседник.
– Откуда вы знаете? – Край двинулся было к двери, да споткнулся о собственную мысль: разве тут не отключены телефоны? Или это аппарат в комнате охраны? А может, заработал мобильник у кого-то из ребят?
– Здесь вам не тут, и тут вам не здесь, - ехидно бросил старик ему в спину.
– Что вы хотите этим сказать? – Край повернулся к креслу-каталке со странным чувством, будто калека роется в его мозгу корявыми когтистыми пальцами.
– Для здесь все равно, есть ли вообще этот дом или вот это дерево, - старик слабо махнул на что-то в ярком пятне окна, - или даже Врата. Я, например, лично уверен, что ничего этого здесь не существует, включая меня самого. Забыт и вычеркнут из времени, я теперь тутошний, точка.
Край потер виски. Телефонная трель вонзалась прямо в кость черепа, заставляя вибрировать что-то внутри.
– Но если мы не здесь, то где же?
– Я-то тут, - старик многозначительно поднял иссушенный временем палец. – В тени шелковицы жду пения трубы. Вопрос в том, где ты, юноша.
Если бы Фактор верил в бога, он мог бы сказать, что Всевышний ответил на его молитвы, - недаром его так активно поминали вопящие из динамиков торчки. Едва Федор перекрыл им кислород, закрутив звук, до ушей донеслась далекая, но такая отрадная телефонная трель. Где-то в этом доме с привидениями была связь с внешним миром, и этой связью он вознамерился воспользоваться.
– Потерпи, парень. Я быстро, - бросив последний взгляд на по-прежнему бесчувственного Края, Фактор выскочил за дверь.
Телефон стоял на столе в центре пустой комнаты, стоял так, будто специально ждал только ее. Судя по его виду, делал он это уже давно – вместо сенсорной панели или даже кнопок его украшал диск с дырочками, в которых прятались когда-то черные, а теперь грязно-бурые цифры. Казалось, округлая желтоватая трубка подрагивала, испуская заливистый зов. Черные пальцы легли на холодный пластик, назойливый звон прекратился.
– Алло?
– Лилит, это я, Игнат.
Фактор остановился, запыхавшись. Он бежал вверх, перепрыгивая через две ступеньки, когда телефон внезапно затих. В ушах пел высоковольтный провод тишины, да молоточками стучала кровь. Что, если ему просто почудилось? Вроде как эта постоянная капель... Нет. Нет! Это должно быть где-то здесь, поблизости, иначе бы он просто не услышал звонка даже сквозь «бумажные» стены хрущевки. Он поднялся на площадку и толкнул дверь квартиры с покосившейся цифрой «восемь».
– Я хотел тебе сказать...
– Я хотела тебе сказать...
Слова столкнулись, запутались буквами. Оба замолчали, давая другому время продолжить, и снова начали одновременно:
– Давай ты первый...
– Ты первая...
Снова молчание, только слабый шорох в трубке, будто прилив, навечно заключенный в раковине. Наконец волна вынесла на берег слуха жемчужины.
– Смерть – это больно, - низкий глуховатый голос Игната. – Я не хотел умирать.
– Прости, прости меня! – Заторопилась Лилит. – Я думала, у меня будет много времени, чтобы тебе это сказать, но я ошибалась. Это самая страшная моя ошибка. Время – оно осталось, а тебя больше нет. Я должна была сказать тебе тогда... – она замялась, сознавая, как плоско и банально прозвучат ее слова. Почему, когда люди говорят о самом важном на свете, они делают это одинаково? Тысячелетиями повторяют одну и ту же короткую фразу, затертую языками, как серебряная монета, давно потерявшая свой первоначальный вес.