Шхуна «Мальва»
Шрифт:
Наконец Юра оторвался от отца, сказал:
— Папа! Как я рад, папа!
— Сынок! — чуть слышно проговорил Христо Юрьевич. — Дай я посмотрю на тебя, сынок... Все такой же, ничуть не изменился... А мне казалось, что я и не узнаю тебя...
— И ты не изменился, папа. Только еще больше поседел. Давай сядем, папа. Или пойдем к нам в кубрик... Ты не скоро уйдешь?
Юра с тревогой посмотрел на отца и еще раз спросил:
— Ты не скоро уйдешь? Хоть немного побудешь со мной?
Христо Юрьевич обнял сына, сказал:
— Я постараюсь совсем остаться с тобой, сынок.
На
Были они оба бородатые, молчаливые, ни с кем не разговаривали, точно всю жизнь провели в обществе своих мин. Нина принесла им жареной рыбы. Один из минеров взял рыбу и сказал:
— За угощение спасибо, дочка, и на этом просим отседова удалиться.
Порывистый ветер залетал в грот, брызги разбивающихся снаружи волн падали на палубу, шхуна шканцами терлась о стену грота.
Сверху наблюдатель крикнул:
— Ветер ост-зюйд-ост шесть баллов!
Краев, прибывший на шхуну, сказал:
— Хороший ветер...
Глыба спросил:
— Куда пойдем?
— Пойдем в кубрик, Иван, — ответил Краев. — Зови всю команду. Христо Юрьевича тоже.
На палубе остались только минеры и два пулеметчика. Остальные спустились в кубрик. Краев сел на койку, помолчал, потом начал:
— Христо Юрьевич принес нам важные сведения. Сегодня ночью два немецких самоходных транспорта должны поблизости от бухты высадить десант. Крупный десант. В бухту они, конечно, не войдут, у них низкая осадка. Можно не сомневаться, что впереди транспортов пойдут катера. Ваша задача, товарищи, поставить мины на пути транспортов. Когда вы пойдете навстречу немцам, километрах в двадцати от города вы увидите сигналы: если впереди транспортов будет следовать минный тральщик — один костер, если нет — два. Мы сейчас с вами разработаем предварительный план, однако в море главным образом придется действовать по обстановке...
После того как таинственно исчезли капитан Моренц и партизан Глыба, Штиммер ждал, что ему вот-вот с минуты на минуту позвонят, вызовут к новому начальнику гестапо, и тот скажет: «Сомневаетесь ли вы, лейтенант, что все это опять связано с партизанской шхуной? И какие вы сделали выводы?»
А какие выводы мог сделать лейтенант Штиммер? Если бы Глыба был у него в руках, а не в руках этого кретина Моренца, он сумел бы, наверно, кое-что узнать. На кой черт, думал Штиммер, надо было держать рыбака в камере? Сказать бы ему: «Ты — калека, и убирайся отсюда вон!» И, конечно же, рано или поздно рыбак отправился бы на свою шхуну. И можно было бы проследить его путь. А тогда...
Однако Штиммеру никто не звонил, никто его не вызывал. Казалось, о нем забыли. Может быть, гестаповцам было не до него: русские готовили прорыв на фронте, и немецкое командование резонно считало: оставлять у себя в тылу большой отряд партизан — это все равно, что сидеть с сигаретой в зубах на бочке с порохом. Отряд надо было разгромить. И как можно скорее.
Наконец,
— Слушайте, Штиммер, вам не надоело чистить штиблеты своему полковнику? Может быть, вы хотите немножко повоевать?
— Я не совсем вас понимаю, — бледнея, ответил Штиммер.
— Не совсем понимаете? Бог мой, какой же вы непонятливый человек, лейтенант! — Раух закурил сигарету, предложил помощнику коменданта. — Курите. Я слышал, Штиммер, что у вас есть кое-какие личные счеты с некоторыми партизанами. Это правда?
— Есть, господин Раух, — сказал Штиммер. — И если бы мне удалось встретить кого-нибудь из них, я бы...
— Чудесно, мой дорогой лейтенант! — засмеялся Раух. — Я не ошибся, думая о вас, как о храбром человеке. Слушайте меня внимательно, Штиммер: через пару часов наши солдаты будут погружаться на самоходные баржи и отправятся в бухту Светлую. Не за рыбой, конечно! — Раух посмотрел на Штиммера и опять улыбнулся. — Какая уж там рыба, не так ли, Штиммер?! Солдаты отправятся для разгрома партизан. И вам, мой дорогой лейтенант, представляется шанс встретиться в бухте со своими старыми друзьями. Представляете, лейтенант, как хорошо все складывается!
— Конечно, господин Раух, — еще больше бледнея, пролепетал Штиммер. — Я с удовольствием. Но...
— А, понимаю вас, Штиммер. Вы беспокоитесь, что ваш шеф может не отпустить вас на эту операцию... Ничего, мой дорогой лейтенант, это я беру на себя. Вы, конечно, можете подумать: «Чего это Раух так старается?» Открою вам маленький секрет, Штиммер: с самого детского возраста я страшно неравнодушен к смелым людям. И всегда старался сделать для них приятное. Вот и теперь мне хочется сделать для храброго человека что-нибудь хорошее... Нет-нет, не благодарите меня, Штиммер! Мы люди свои. Тем более, что я и сам думаю отправиться в эту экспедицию, а для меня такой компаньон, как вы, лейтенант, настоящая находка. Итак, через час в порту, Штиммер. Я вас встречу там...
С потушенными топовыми огнями у причала покачивались два самоходных транспорта. Одна за другой подходили машины, и солдаты из эсэсовской дивизии молча, без обычного шума и суеты, группами входили на палубы. Втаскивали пулеметы, минометы, небольшие пушки, в ящиках вносили ручные гранаты.
Раух стоял в стороне, изредка поглядывая на часы. Погрузка уже заканчивалась, когда капитан увидел машину Штиммера. Помощник коменданта вылез из машины и растерянно осматривался по сторонам. На шее у него висел автомат, к поясу был прикреплен морской кортик.
— Штиммер! — окликнул его Раух.
Штиммер подошел к гестаповцу, и тот, взяв его под руку, увлек на один из транспортов. Рауха многие эсэсовцы знали, но сейчас так были увлечены делом, что никто даже не приветствовал его. Он повел Штиммера на корму и там, устроившись прямо на палубе, сказал:
— Слушайте, Штиммер, я уверен, что сегодня мы должны накрыть шхуну. Она там, в бухте, больше ей негде быть, понимаете? И самое главное для нас с вами — поймать Шорохова. И Краева по возможности. Вы ведь хорошо знаете Шорохова?