Шикаста
Шрифт:
Я тем временем наблюдал, разглядывал присутствующих. Внимание мое привлекла одна из членов Большой Десятки, особа женского пола, весьма странного облика по любым стандартам. Ростом она на добрую пядь — по масштабам гигантов — превосходила самого высокого из остальных членов совета, сложения однако была весьма хрупкого, тонкокостная, и плоть кости ее почти не обременяла, в общем, худа чрезвычайно. Мертвенно белая ее кожа местами отливала синевой. Я такой кожи не встречал нигде в нашей галактике и с первого взгляда ощутил отвращение. Но уже второй взгляд вызвал сомнения, затем мне это странное явление даже понравилось, и наконец я совсем запутался, не понимая, нравится она мне или нет. Равнодушным гигантесса меня, во всяком случае, не оставила. Глаза ее поражали небесной голубизной. Волос на голове,
Выждав достаточную паузу, я дополнительно сообщил, что причиной кризиса является неожиданное смещение звезд системы Канопуса. Реагировали они снова весьма сдержанно: сдержанная обеспокоенность, сдержанный непроизвольный протест.
Все мы дети звезд и их сил. Они создают нас, мы влияем на них, мы все — участники пляски, от которой никогда никакими усилиями не можем отделиться. Но взрываются боги, заблуждаются боги, растворяются боги в облаках рассеянного газа, съеживаются и расширяются, и чего там только с ними еще не приключается… И тогда мельчайшие частицы их сути могут позволить себе выразить своими микросредствами — не протест, нет, но мельчайшую дозу полноценной иронии; да, именно так: со всем должным уважением могут они состроить на физиономии мягкую гримасу иронии.
А для туземцев и эта возможность закрыта. Они не способны воспринять события на уровне, доступном гигантам. Основные жертвы этого небесного ляпсуса, этой непредвиденной галиматьи, звездного сдвига не смогут даже узнать достаточно для того, чтобы обреченно покачать головой и пробормотать сквозь сжатые губы: «Что ж, им-то там хорошо…» или «Ну, вот, опять! Так я и знал… Да-а, кому пожалуешься…».
Господам галактик, сканирующим скопления звезд на звездных волнах, прыгающим по планетам и закручивающим хвосты комет, не след удивляться, если они в ответ на свое: «Ох-х, маху дал… Кто ж мог такого ожидать от мирной звездульки!» — воспримут невоспринимаемую простым слухом микрореакцию: «Мы могли ожидать, ваше-ство, мы, мелкие ничтожества, часть ваша преходящая, как и вы наша часть…»
Я уже упоминал в самом начале, что избегал вспоминать о своем первом визите на Роанду. Когда память моя приближалась к запретным областям, я насильно разворачивал ее в ином направлении. Повторяю, то был наихудший случай за всю мою долгую службу послом.
Не припомню, сколько времени мы провели тогда, сидя в зале-цилиндре, полдня, день… Мы переглядывались, думали о будущем, пытались друг друга подбодрить своей стойкостью. Далекий городской шум поглощался тишиной и пропорциями здания. В залитый солнечными лучами двор выбежали двое детей гигантов, принялись бегать, прыгать, весело смеяться. Их веселость мучительно контрастировала с нашим настроем, и белая гигантесса сделала детям знак удалиться.
Наконец Джарсум сказал, что на сегодня достаточно, для лучшего восприятия следует прерваться до завтра. Гиганты предполагали также обсудить, что и как следует сказать туземцам, да и стоит ли их информировать вообще. Мне предоставили возможность ознакомиться с отведенным для меня помещением, сообщили все необходимые подробности, условия приема пищи, возможности досуга… все в высшей степени приятно, удобно… Но сердце мое разрывалось, и я знал, что гиганты чувствуют себя еще хуже. Отчаяние
На следующее утро в зале-цилиндре я снова встретился с десятью гигантами. Ни одного из вчерашних я не увидел и этому не удивился.
Что будет с местными, когда гиганты покинут планету? Как переживут они этот шок? Что изменится в их поведении? Что случится с животными, появившимися здесь уже после гигантов? Планировалось, что животными будут заниматься туземцы? Что произойдет теперь, как туземцы будут относиться к животному миру планеты?
Все эти темы обсуждались в то утро. Тема планеты Шаммат напрашивалась, ее давно пора было затронуть, но я все медлил, сам себе удивляясь, однако дожидаясь соответствующего сигнала, завуалированного запроса от них, от гигантов. Однако и это заседание завершилось, со мною вежливо распрощались, и я решил прогуляться по городу, вернуться туда, где можно найти туземцев. Город выглядел по-прежнему цветущим, совершенно нормальным, обыденным. Я передвигался от группы к группе, иногда заговаривал с пешеходами, мне отвечали. Сначала я представился прибывшим из города Полумесяца, но скоро выяснил, что странствия у них не диво, и, не желая разоблачения, выдавал себя после этого за приехавшего из города Овоид, что на крайнем севере. Об этом городе я слыхал лишь, что он находится «на краю света», так что вряд ли у жителей Круга установлены с ними крепкие связи. Я развлекал слушателей рассказами о снежных бурях и ледяных полях и пытался выяснить, знают ли местные что-либо о Шаммат, слышали ли они какие-либо истории на эту тему, чуяли ли что-либо и все в таком духе. Однако ничего я так и не обнаружил, лишь однажды внимание мое привлекло замечание мамаши, сидевшей на скамье сквера с двумя все время вздорившими детьми.
— Экие вы дрянные в последнее время.
Это замечание удивительно перекликалось с моим душевным настроем. Я тут же вернулся в свою комнату с ее высоченным потолком и прижавшейся к полу меблировкой — и как раз вовремя: меня почти сразу пригласили в трансляционный цилиндр.
На этот раз хоть один из гигантов оказался мне известен по прежним встречам: присутствовал Джарсум. Я намеревался рассказать наконец о Шаммат, что и сделал без промедления.
— Я собираюсь поведать вам нечто еще худшее, особенно с точки зрения коренных жителей. У планеты появился враг. Знали ли вы об этом?
Молчание. И снова слово «враг» от них как будто отскочило, как будто растаяло в атмосфере. Совершенно не за что зацепиться! Странное ощущение для индивида, привыкшего размышлять и действовать в традициях вечного балансирования на проволоке, дышать договорами и переговорами, оперировать дипломатическими уловками, заниматься политиканством, постоянно сталкиваться с галактическим злом, пытаясь защитить от его воздействия галактическое добро. Здесь я встретился с народом, для которого не существовало не только понятий «зло» или «враг», но даже и слов «оппозиция», «противостояние».
— Но вы должны, в принципе, представлять, что такое враг, что враги существуют в природе. Они существуют, и с этим следует считаться! — проповедовал я. — Силы Зла существуют и в нашей галактике, причем такие, с которыми необходимо считаться, которых следует остерегаться, держаться начеку…
Гиганты переглянулись, и это рефлекторное действие еще раз продемонстрировало мне их слабость. Они пытались вызнать друг у друга, что бы это могло быть такое — «враг»? Но, позвольте, ведь их сообщения в начале нашего эксперимента с Роандой упоминали толки и слухи о шпионах. Неужели наличие шпионов не подразумевает в представлении этих наивных существ наличия врагов?
Так или иначе, передо мной был вид, по какой-то причине совершенно неспособный оперировать понятием враждебности. С трудом верилось в такое. Ни на одной другой планете я с этим еще не сталкивался.
— Джарсум, когда мы беседовали возле колонны, ты сказал мне, что обнаружены какие-то отклонения. Что ты при этом имел в виду?
— Колебания потоков, — ответил Джарсум, не раздумывая. — Мы их и раньше отмечали, уже несколько дней. Легкие колебания вследствие наводок замечались и раньше, но никогда еще не были они такого характера. А теперь ты объяснил их причину.